Скелеты в тумане

Папа рассказал о наших приключениях и про браконьера на море.

Биолог круто выразился.

– Это наверняка Багров, Филина сообщник. Они всегда вместе разбойничали. Филина-то посадили, а Багров выкрутился. Никак его отловить не можем. Негодяй! – с такой же злостью, как и папа, сказал он. – Мы тут каждую козявку бережем, а он все подряд бьет. И на суше, и на море. Попался бы он мне!

После чая мы помогли биологу разместить в бухте всякие приборы. Он объяснил, что будет брать пробы воды на соленость и на содержание в ней разных нужных веществ, определять состояние морского дна по виду какого-то планктона, – и совсем нас запутал всякими научными терминами. Я только понял, что это очень важное дело для рыбы и морского зверя. И с удовольствием ему помогал.

А потом, когда поднялся высоко прилив, биолог нам помог подтянуть к берегу плот с висевшей под ним на веревках лодкой.

– Здорово придумали, – сказал он. – Природная лебедка. Не иначе, ваш младший сообразил.

Мы с папой улыбнулись, гордые за Алешку. Знали бы мы, что он за это время еще сообразил!

Потом биолог уселся на камне, достал блокнот и уткнулся в него своей бородой, стал записывать всякие научные данные.

А мы пошли в лес, прогуляться. Долго бродили среди камней и деревьев и вышли на край красивой опушки. Она вся заросла густой травой и была окружена маленькими, пушистыми, как зайчата, елками.

Вдруг папа повернулся ко мне, прижал палец к губам и тихонько лег на землю. И я тоже, хотя еще ничего не понял.

– Смотри, – одними губами, почти беззвучно прошептал папа, – вон туда, где большой валун. Видишь?

Я пригляделся и чуть не ахнул: слева от нас, совсем рядом, легко качнулись еловые ветки, и на опушку осторожно вышел маленький безрогий лосенок на тонких ножках.

Он постоял немного, двигая ушами и шевеля черным носом, осмотрелся и, путаясь нескладными длинными ногами в высокой траве, сделал несколько шагов, потянулся губами к какой-то веточке.

Мы даже дыхание затаили.

И вдруг из леса ударил двойной выстрел. Дрогнули еловые лапы, выплыл из-за них и растаял легкий дымок.

Лосенка будто что-то очень сильное толкнуло в плечо, у него подогнулись передние ноги, и он упал на колени. Потом медленно завалился на бок, приподнял было голову, словно пытался дотянуться до своей веточки, и бессильно уронил ее в траву.

Я чуть не вскочил, чтобы броситься ему на помощь. Но папа сильно прижал мой затылок, и я уткнулся носом в мох.

– Не двигайся, – услышал я тихие слова. – Сейчас мы его возьмем. С поличным.

Когда я приподнял голову, папы рядом уже не было. Он беззвучно исчез в лесу…

Я долго лежал, затаившись, шарил глазами во все стороны, но ничего не происходило. Снова защебетали испуганные выстрелами птицы. Покачивалась шуршащая трава. Зеленели елки. Только лосенок все так же лежал на боку, лишь чуточку шевелилась от ветра его шерсть. И потому казалось, что он еще дышит.

И все кругом опять было так, будто ничего на свете не случилось.

А потом на дальней стороне опушки раздвинулись ветки, и вышел из леса настороженный человек. Тут же остановился, воровато огляделся по сторонам. Переломил ружье и выбросил из его стволов звякнувшие о камень пустые гильзы. Вставил патроны, снова захлопнул свою двустволку и, озираясь, пошел к лосенку.

Это был здоровенный мордатый парень. Наверное, тот самый злостный браконьер Багров, сообщник Филина, глушивший рыбу динамитом за Песчаной косой.

На поясе у него был патронташ, набитый патронами, и висел большой охотничий нож.

Я тихонько притянул поближе здоровенный сухой сук, вроде дубинки, и сжал его изо всех сил в руке.

Парень стал над лосенком, опять осмотрелся, даже назад оглянулся, повесил ружье на ближнее дерево и вытащил нож из чехла. Закатал рукава, наклонился над лосенком и стал что-то с ним делать – наверное, снимать шкуру. Я старался на это не смотреть, не мог.

Тем более, что мой взгляд привлекло совсем другое: за деревом, где висело ружье браконьера, незаметно и бесшумно, как индеец, появился папа. Он протянул из-за ствола руку, тихо снял ружье с сучка и, отступив назад в чащу, снова исчез.

Через мгновение двустволка опять висела на том же сучке – уже разряженная, как я сразу догадался.

А браконьер ничего не замечал за своим поганым делом. Мотая головой, сдувая с лица комаров, он сноровисто, как опытный мясник, работал ножом. Левая рука его, голая по локоть, красная от крови, оттягивала взрезанный край шкуры лосенка, а в правой, тоже окровавленной, безошибочно сверкало тусклое длинное лезвие. Он торопился. И так увлекся, что даже не сразу поднял голову, когда папа оказался рядом с ним.

– Все, мужичок, отохотился, – спокойно сказал папа. – Года на три, я думаю.

Парень вздрогнул, выронил нож, его красная лапа метнулась к дереву и сдернула с сучка ружье. Не вскидывая его, прямо от пояса, направил папе в грудь и щелкнул курками.

– Давай еще, – посоветовал папа. – Может, осечка? Попробуй, я подожду.

Парень все понял. Выронил ружье и попытался схватить нож. Но на нем уже стояла папина нога в сапоге.

Тогда он отпрыгнул в сторону и скачками помчался в лес. Прямо мимо меня.