Скелеты

Налоговая служба устраивает обыски в мэрии.

Скоро будет тепло, в сквере поставят батут и веревочный лабиринт, оранжевая бочка нацедит страждущим кваса, улыбчивый кавказец намотает на палочку облако сладкой ваты. Город утонет в зелени, зарастут балки, дикий виноград оплетет штакетник. Защебечут птицы за кладбищенской оградой, где январские могилы теснятся к северо-восточному краю, словно хотят сбежать в степь с гробами и начинкой гробов.

На мосту Влюбленных появляются новые замки. Звенят мелодично под порывами ветра.

Молодежь целуется в полутемном «Современнике». На втором этаже супермаркета у суши-бара открывается выставка-террариум «Эти загадочные рептилии».

В шашлычной «Каштан» и рюмочной «Терем» по вечерам аншлаг.

Хью Джекман на фасаде салона красоты хмурит брови, никак не может понять, как очутился здесь, в шахтерском городке. Напротив, в прозрачной коробке «Шоколадницы», скучает официантка. Чиркает по экрану телефона, рассекая падающие фрукты.

Платон наблюдает за братом. Илья сражается с финальным боссом, трясет лихорадочно джойстик — это вопрос жизни и смерти, уже не переиграть. В углу поблескивает японский меч. Катану Илья случайно нашел на Быкова. Она сверкнула ему из сугроба рафинированной сталью.

— Получи! — выкрикивает мальчик.

Монстр падает, изрешеченный свинцом, по экрану ползут титры, игра пройдена, и Платон ликует вместе с братом.

В туннеле, связующем поликлинику и кладбище, носятся, шуршат летучие мыши.

— Э, — говорит мужик, разминающийся на ступеньках магазина «Степь». — Э, слышь!

— Чего? — опасливо ворчит прохожий парнишка.

— Того! Сиги есть?

— Нет, — отвечает парнишка, ускоряя шаг.

— Сюда подошел! — гавкает мужик, но Вова Солидол осаживает его:

— Отвянь от хлопца.

— Че, — говорит мужик, не предавая этому своему «че» никаких эмоциональных оттенков. И идет за Вовой к подъезду, где с гитарой сидит девушка, похожая на Орнеллу Мутти, только с плохой кожей.

Она смотрит печально на пятачок, где находилась когда-то беседка отдыха для ветеранов труда. Беседка сгорела дотла в новогоднюю ночь, вероятно, в нее угодила петарда.

Солидол целует подругу, и она улыбается ему устало.

Он извлекает из-за пазухи бутылку водки, ставит на скамейку рюмки из разных наборов. Отвинчивает пробку зубами.

— Глаз-алмаз, — хвалит кореш.

Солидол разрезает на дольки красное яблоко. Они выпивают, не чокаясь, каждый за свое, закусывают, и кореш просит: «спой».

Танины пальцы перебирают струны:

Я, словно бабочка к огню,
Стремилась так неодолимо
В любовь, волшебную страну,
Где назовут меня любимой.

Ее голос разливается, как горячая водка в четырехграннике двора.

Вова Солидол, сидя на корточках у ее ног, прячет глаза и теребит отросшие волосы.

5

Жена застала его за компьютером, разглядывающего фотографии Ермакова. На последних снимках Ермак осоловело улыбался, балансируя у распахнутого самолетного люка. Ника, сногсшибательная в комбинезоне и шлеме, махала фотографу. За спиной парашютный ранец и голубой ситец неба.

— Ты занят? — спросила Лариса.

— Да так, — он свернул вкладки, встал, потягиваясь, — готовлюсь к завтрашнему концерту.

— Бабушка забрала Юлу, а я решила к тебе заскочить.

— Я как раз собирался сделать перерыв, — он протиснулся между колонок. — Поехали, кофе выпьем.

— С удовольствием.

В фойе было шумно. Бегала по этажу детвора, одетая в солдатскую форму времен Второй мировой. Словно гномы перед боем с соседними племенами. Из актового зала доносился стройный хор детских голосов:

Сестра, ты помнишь, как из боя
меня ты вынесла в санбат…

Тринадцатилетняя медсестра взволнованно прохаживалась взад-вперед и бормотала под нос стихотворение Симонова. Возле лестницы, ведущей к железным мосткам, Артур Олегович Мельченко беседовал с директором, занявшим должность уволенной Тамары Георгиевны. Обсуждал речь на возложении цветов.

Чердак отремонтировали своими силами музыканты «Церемонии». Отскоблили от гари стены, отмыли, наклеили изоляцию. Теперь они репетировали два раза в неделю. Планировали записать альбом и выложить в Сеть. В паблике, посвященном их группе, состояло четыреста человек.

— Андрей давно звонил? — поинтересовалась Лара.

— Недавно, — соврал Хитров. — Привет передавал.

Периодически звонила Ника, не забыла поздравить с днем рождения Юлу. У Ермака было слишком много хлопот на работе. Очередной сезон, съемки, инопланетяне.

Следователь Сибирцев названивал ему и то чаще. Иногда посреди ночи, и Хитров шипел в трубку:

— Я на вас заявлю! Вы меня достали.

Капитан икал полминуты, а после говорил заплетающимся языком:

— Ты расскажи мне, Анатолий Палыч. Ты мне правду расскажи, сука.

— О чем? — злился Хитров.

— Ты — ик! — знаешь. Ты расскажи мне, я спать не могу…

Вкрученные по указке нового директора лампочки ярко освещали боковой коридор. Убрали старое пианино из закутка, вместо него поставили кадку с трехметровой китайской розой. Кабинет за зеленой дверью оккупировал астролог, специалист по камням и именам.