Скелеты

— Нет, знаешь же, какой он скрытный был. Ну, я догадывалась, и мама тоже. Дал он согласие, в общем. Через пень-колоду. Позвали мы Матая этого.

— Матая?

— Да, такая у него фамилия. Он поколдовал над спящим Сашенькой, и что ты думаешь? Помогло. Торговать он гадостью этой бесовской не перестал, но сам посвежел, говорит, я, бабулечка, дозу уменьшаю, потом вовсе брошу. На гитаре снова играл, поправился. Я от счастья места себе не находила и сглазила, видать. Ненадолго матаевского заговора хватило…

Бабушка всхлипнула, отвернулась в угол, где иконы соседствовали с фотографиями дочери и внука. Ника не отрицала существование загробной жизни — теперь уж точно не отрицала. Она сильно сомневалась, что в посмертии людей ждут зеленые луга, говорящие зверушки, интернациональный коллектив, как на иллюстрациях «Сторожевой башни». Скорее что-то по-японски технологичное и функциональное, суперсовременные офисы-соты, перепрограммирование, перековка душ. И Бог, если он есть, представлялся ей не седобородым старцем, а молодым прагматичным дизайнером. Из тех, что создает, наслаждаясь процессом, и забывает о своих проектах сразу по окончании работы. В тяжелые минуты Ника чаще прибегала к поддержке фармакологии, а не к молитвам, но вчера она готова была благодарить Создателя за встречу с Андреем. В одиночку она бы не справилась, не поверила бы самой себе.

Андрей нравился ей все больше. И плевать, если их пути завтра же разойдутся, если с праздниками и призраками завершится их мимолетный союз. Сейчас они были нужны друг другу как никогда.

Ника погладила бабушку по волосам. Она точно знала, как следует поступить.

На втором этаже суетились нарядные родители, в актовом зале детский хор пел про Деда Мороза. Присутствие посторонних гарантировало безопасность.

— Простите, — обратилась она к дородной тетке с исполкомовским гнездом на голове, — а где принимает народный целитель?

Тетка покосилась подозрительно:

— А вон, — ткнула пальцем в коридорчик сбоку и, не дожидаясь пока Ника уйдет, сказала кому-то: — Двадцать первый век на дворе, а они в экстрасенсов верят.

Перед зеленой дверью стояли спаренные стулья. Табличка отсутствовала, как и очередь. Иссяк на сегодня поток бедолаг, желающих закодироваться. Кто кодируется на пороге Нового года?

Ника постучала робко, отворила дверь. И очутилась в скудно обставленном кабинете. Стол, стулья, кушетка. Окна плотно зашторены бархатными гардинами. Освещала комнату настольная лампа. И хоть помещение было крошечным, она не сразу увидела хозяина, словно в ответ на ее «здравствуйте» он сформировался из теней. Смутный силуэт отделился от темноты, шагнул к свету, обретая четкость.

— Вы на прием?

Голос старика шелестел, как крона дерева на ветру. Колючие глаза изучали гостью. Радужная оболочка была желтой. Раньше ей не встречалась такая пигментация.

— Да, но я не записывалась.

— Я свободен пока, — старик кивнул на кушетку. Ника села, борясь с волнением. От тщедушного низкорослого знахаря веяло животной силой. Захаживавшие в стрип-клуб члены якудзы могли бы позавидовать такой энергетике. Она оплетала и девушку, и весь кабинет незримой паутиной, а хозяин был желтоглазым пауком. Закрывшаяся дверь обрубила внешние звуки; Ника засомневалась, что люди снаружи спасут ее. Услышат ее крик.

На вид знахарю было лет семьдесят, но Нику не оставляло ощущение, что все это — морщины и лысина, зализанные к затылку редкие волосы и вельветовый пиджак с кожаными нашлепками на локтях — лишь часть хитрой маскировки.

— Как мне вас называть? — спросила Ника, искусственно улыбнувшись.

— Дедом Матаем зови.

Зрачки жалили, сверлили переносицу. Девушке хотелось снять с себя клочья паутины.

— Мне вас рекомендовали как опытного специалиста. Можете рассказать о своей методике?

— Это не методика, — промолвил знахарь, и Ника сообразила, что он уже работает с ней: кисти двигались по кругу в манжетах рубашки. Губы шевелились. От губного желобка тянулась вверх неровная борозда, давний шрам. — Это дар видеть потаенное. И извлекать его. Вот здесь…

Увенчанный острым ногтем палец ткнул ей в лоб, и голова девушки непроизвольно откинулась к стене.

— Ты впустила это в себя.

— У меня есть зависимость, — сказала Ника, сосредоточившись на уродливом шраме, — я принимала таблетки некоторое время…

— Я достану это из тебя, — старик подошел ближе, казалось, что его левое запястье, презрев анатомию, вращается по кругу. Правое парило у самого лица пациентки, и его плавные взлеты и падения укачивали. Становилось тепло, уши закупорила вата. Сквозь нахлынувшую пелену Ника спросила:

— Что происходит после? С тем, что вы вытаскиваете?

— Оно остается рядом, — отвечал Матай. Каким-то образом он умудрялся разговаривать с Никой и шептать, не прерываясь: шепот отыскивал полости в ее теле и заползал туда. Она сделалась сосудом этого щекочущего шелеста. — Моя задача — достать его. Ваша — не дать ему вернуться.

Ника моргнула, и картинка поменялась, как на кустарно смонтированной пленке. Знахарь нависал над ней, заслонив комнату. Рот кривился, шепот трогал какие-то мембраны в голове, и они резонировали.