Скеллиг

Я шел точно во сне. Дома вокруг пошатывались и кренились. Солнце резко било по крышам. Встрепанные птицы чертили на пронзительно-синем фоне неба. Асфальт маслено блестел, словно поверхность глубокого торфяного пруда. Немолчно гудело и всхрапывало близкое, но невидимое шоссе.

Мина цепко держала меня за руку.

— Майкл, ты как? — то и дело спрашивала она. — Ты уверен, что все в порядке?

Миновав заветную калитку, сад, мы подошли к двери с надписью «Опасно для жизни. Темнота внутри пахла пылью. Мы молча поднялись наверх. Мина поддерживала меня под локоть, точно инвалида.

На последней площадке она сказала:

— Он очень ждет нас, Майкл. И очень по тебе соскучился.

Мина нажала ручку, мы вошли на залитый светом чердак.

И встали как вкопанные.

Его тут не было.

Мина поспешно обежала весь дом. Голые доски скрипели под ее быстрыми шагами, хлопали двери. Она звала:

— Скеллиг! Скеллиг! Скеллиг!

Наконец я услышал, что она поднимается обратно, очень медленно. Лицо ее побледнело — куда больше обычного. В глазах блестели слезы.

— Нигде нет, — прошептала она. — Исчез, бесследно.

Мы подошли к арочному окну и уставились в пустое небо над городом.

И вдруг меня стало клонить наружу. Едва успев ухватиться за подоконник, я приложил руку к груди.

— Мина… — испуганно выдохнул я.

— Что? Что такое?

— У меня сердце остановилось. Потрогай. Там пусто.

Она охнула. Протянула руку. Потом остался только голос:

— Майкл! Майкл!

И наступила полная тьма.

Глава 39

— Только не доктор Смертью, — бормотал я. — Не зовите доктора Смертью.

Я лежал на полу точно куль. Рядом, на коленях, сидела Мина. Гладила мой лоб, повторяла мое имя.

— Только не доктор Смертью, — сказал я снова.

— Нет, не бойся. Конечно нет. Я попытался сесть. Подтянулся, оперся головой и плечами о стену под окном.

— Потрогай сердце, — велела Мина. Оно билось.

— Вот видишь! — радостно сказала Мина.

— Но это только мое. А ее — не бьется.

— Майкл!

Силы постепенно возвращались.

Я глубоко вдохнул, зажмурился, сжал кулаки. А потом снова нащупал сердце.

— Бьется только одно сердце, Мина. Мое. А девочка умерла.

— Ты не можешь знать наверняка!

Я с трудом поднялся на ноги.

— Наверняка, Мина. Я знаю точно.

Мы двинулись с чердака в темное нутро дома. Мина вела меня под локоть.

— Где же он может быть? — спросил я, когда мы спускались по лестнице.

Она промолчала.

— Ты везде смотрела?

— Везде.

Я снова пощупал: бьется. Одно.

— Она умерла, — прошептал я.

— А может, вовсе наоборот.

— Надо позвонить в больницу, — сказал я, но знал, что вряд ли осмелюсь.

Мы вышли в залитый весенним солнцем сад И тут же заметили птенцов, которые спешили схорониться в тени, под забором. За калиткой, на тропинке притаился незнакомый кот. спрятавшись за мусорным контейнером, он провожал нас враждебным взглядом.

— Скоро за тобой приедет папа, — ласково говорила Мина. — И скажет, что у нее все в порядке.

— Только не рассказывай, что со мной было. Еще не хватало обо мне волноваться.

Она улыбнулась и еще крепче сжала мою РУКУ-

— Куда же запропастился Скеллиг? — спроси;! я снова.

Мина только головой покачала. И мы пошли дальше. Высоко-высоко над нами огромная птица рассекала голубизну неба тяжелыми редкими взмахами крыльев.

— Уильям Блейк тоже иногда терял сознание, — сказала Мина. — Он говорил, что душа может ненадолго покидать тело, а потом возвращаться назад. Так бывает от сильного страха или невыносимой боли. А иногда — от слишком большого счастья. Его переполняло счастье, потому что в мире столько прекрасного!

Мы шли. Только тело мое было неуклюжим, чужим, словно я тоже болен артритом и постепенно обращаюсь в камень.

— Ты ведь понимаешь, — добавила Мина. — Наверняка понимаешь!

Я не мог отвечать. Во рту было сухо и кисло, будто я наелся этих шариков из костей и перьев, которыми был усеян чердак.

— Да, Блейк так и говорил. Душа выпрыгивает из тела, а потом впрыгивает обратно. — Она засмеялась. — Похоже на танец.

Мы вернулись к Мининому дому. Уселись на крыльцо и стали наблюдать за птенцами.

— Может, он исчез навсегда? Помнишь, он трозился? — сказал я.

Я положил руку на ребра, на сердце. Мы ждали папу.

Глава 40

Минина мама положила себе на колени деревянную разделочную доску. Потом, улыбнувшись, торжественно водрузила в центр красный гранат.

— Гр-р-р-ранат, — произнесла она раскатисто. — Удивительное слово, правда?

Она взрезала фрукт кухонным ножом. Потек густо-красный сок. На разломе засверкали сотни сочных зернышек.

— Его-то и ела Персефона, пока ждала освобождения в подземном царстве. — С этими словами она дала четвертушку мне, четвертушку Мине. Себе она тоже взяла одну из двух оставшихся частей граната. Еще она выдала нам булавки, чтобы удобнее было выковыривать зернышки, и мы сидели, мирно высасывая из мякоти сок и выплевывая горькие косточки.

— Как много жизни у нас в руках, — размышляла вслух Минина мама. — Каждое из этих зерен могло стать деревом, каждое дерево могло принести потом сотни других плодов, а из плодов могли вырасти сотни деревьев. И так бесконечно.

Я залез пальцем в рот, снял с языка прилипшую косточку.