По моим представлениям, спустя сотню лет каждый относительно образованный человек будет отлично разбираться в математике и сносно – в биологии, а также немало знать о машиностроении. Образование почти для всех, за исключением немногих, начнет все более и более склоняться к так называемой «динамичности» – иными словами, людей будут учить делать, а не думать и чувствовать. Они смогут необыкновенно умело выполнять самые разные задачи, но не сумеют рационально оценивать, стоит ли эти задачи выполнять. Вполне возможно, появится официальная каста мыслящих и еще одна – чувствующих; первая станет продолжением Королевского научного общества, а вторая объединит в себе Королевскую академию искусств и епископат. Результаты работы мыслящих сделает своей собственностью правительство, и они будут раскрываться лишь Министерству обороны, Адмиралтейству или Министерству авиации – в зависимости от обстоятельств. Возможно, и Министерству здравоохранения, если со временем в его обязанности войдет распространять болезни во вражеских странах. Официальной касте чувствующих вменят в обязанность решать, какие эмоции следует культивировать в школах, театрах, церквях и т. д., однако выяснять, как вызывать эти желаемые эмоции, будет поручено мыслящим. Ввиду склонности школьников поступать наперекор учителям, решения касты чувствующих, скорее всего, также сделают государственной тайной. Однако им разрешат демонстрировать изображения или читать проповеди, предварительно санкционированные Советом старейшин – цензоров.
Системы вещания предположительно убьют ежедневную прессу. Сохранится, пожалуй, лишь некоторое количество еженедельников для выражения мнений меньшинств. Но чтение вполне может выйти из моды – его место займет прослушивание граммофона или любого другого более совершенного изобретения, которое придет ему на смену. Аналогичным образом ручку и бумагу в быту сменит диктофон.
Если войны прекратятся, а производство будет организовано по научным принципам, вполне вероятно, что для того, чтобы обеспечить всем комфортное существование, окажется достаточно четырех часов работы в день. Вопрос, работать ли столько и наслаждаться свободным временем или работать больше и наслаждаться роскошью, останется открытым; предположительно кто-то выберет один вариант, кто-то другой. Большинство людей, без сомнения, будет тратить часы досуга на танцы, просмотр футбола и походы в кино. С детьми хлопотать не придется, поскольку за ними присмотрит государство; болезни станут крайне редки; методики омоложения будут отдалять старость вплоть до самого преддверия смерти. Мир превратится в гедонистический рай, где почти каждому человеку будет невыносимо скучно.
В таком мире следует опасаться соблазна деструктивных импульсов. В нем может пышным цветом расцвести «Клуб самоубийц» Р. Л. Стивенсона; могут появиться тайные общества, посвященные концепции художественного убийства. В прошлом опасность делала жизнь серьезной, а серьезность придавала ей интерес. Без опасности, если человеческая природа останется неизменной, жизнь потеряет свой вкус, и люди обратятся к самым разнообразным декадентским порокам в надежде хоть на какое-то развлечение.
Неизбежна ли эта дилемма? Неужели мрачные аспекты жизни неотделимы от того, что в ней есть хорошего? Я так не считаю. Будь человеческая природа статичной, как по-прежнему полагают невежественные люди, ситуация действительно была бы безнадежная. Однако сегодня благодаря психологам и физиологам мы знаем: то, что выдается за «человеческую природу», на самом деле относится к природе не больше чем на одну десятую; за остальные девять десятых отвечает воспитание. То, что называют человеческой природой, можно почти полностью изменить, скорректировав основы образования. И с помощью этих перемен можно было бы сохранить в жизни достаточно серьезности без щепотки опасности, если направить на достижение этой цели все мысли и энергию. Для этого необходимы две вещи: развитие у молодежи конструктивных импульсов и возможность сохранить их во взрослой жизни.
До сих пор большую часть серьезных аспектов жизни обслуживали инстинкты защиты и нападения. Мы защищаем себя от бедности, своих детей от безразличного мира, свою страну от иноземных врагов; мы нападаем – словесно или физически – на тех, кого считаем опасными или враждебно настроенными. Но есть и другие источники эмоций, которые можно сделать столь же мощными. Эмоции, связанные с эстетическим творчеством или научными открытиями, могут быть не менее сильными и всепоглощающими, чем самая страстная любовь. И любовь, хоть порой подавляет и угнетает, также обладает творческим потенциалом. При правильном образовании весьма большая доля человечества сумеет найти счастье в конструктивной деятельности, если предоставить ей такую возможность.