Мы двигались дальше. Наемники засучили рукава. Как я не раз говорил, в те времена опасность купеческих походов достигла своего пика. Иногда казалось: если собрать всех бандитов, вышедших на большую дорогу, то будет их гораздо больше, чем воинов у всех князей, вместе взятых. Потому купцы нанимали поистине огромное количество охраны. Но охранники также являлись грузчиками. Они же выполняли любую работу: ведь чтобы заплатить им достойное жалованье и не остаться в убытке, купцы сокращали численность прочей обслуги, как могли. Даже погонщики были не на каждой телеге. Словом, когда дорога размокла настолько, что кони сами не справлялись, наемники вынуждены были помогать им, выталкивая возы из ям и луж особо вязкой грязи.
Настроение у всех сразу испортилось. Грязные как рудокопы, люди Картавого матерились тройным загибом, исполняя эти не столь приятные обязанности. Впрочем, капитан поступил мудро, набрав много молодежи за мизерное жалованье. Боев не ожидалось, а вот завязнуть в грязи – в эту пору вполне реально. Для того чтобы толкать телеги, боевой опыт не нужен, достаточно крепких рук.
К вечеру дождь прекратился. Мы нашли более-менее сухое место на возвышенности. Сухих дров отыскать не удалось. Те, чья очередь была кашеварить, разводили руками – все их попытки развести огонь не привели ни к чему. Тогда за дело взялись мы со Жданом. Должен признать, даже мой опыт не позволил достигнуть результата быстро. И все же в конце концов запылали три костра, люди потянулись к огню, от вымокшей за день одежды валил пар. Некоторые лезли чуть ли не в костер.
Варка каши сопровождалась той же руганью. Картавый не пытался урезонить своих людей. Что там говорить, слишком уж легкой выдалась первая часть похода. Расслабились наемники. И вдруг: дождь, грязь, работа тяжелее, чем у галерных рабов. У нашего народа ведь все приходит внезапно: осенние дожди, зимние морозы, до которых не успевают запастись дровами, весенняя распутица. Венедские черноземы после дождя страшны для путника. Людям надо было, как говорят в Золотом Мосту, выпустить пар. Лучше пусть побранятся, чем начнут зуботычины раздавать.
Погонщики вместе с купцом и его приказчиком благоразумно собрались у отдельного костра. Но и там настроение царило не лучше. Каша снизу подгорела, сверху недоварилась, так что ужин настроения не улучшил. Мы со Жданом заварили лечебные травы. В общий котел пошел почти весь запас. И лишь когда всех обнесли целебным отваром, установилась тишина. Люди прихлебывали горячую жидкость, исчерпав запас ругательств. Воцарившаяся тишина была какой-то серой, недружелюбной. И вдруг оттуда, где стояли выстроенные в круг возы, донесся тихий звук скрипки.
Картавый даже поперхнулся от неожиданности. Да и все остальные готовы были услышать здесь что угодно, только не музыку.
– Кто это там? – нахмурился капитан. – А ну-ка, Одинаковые, волоките сюда этого музыканта.
Вскоре Одинаковые вернулись. Следом за ними шли сердитая Борислава и Светлана, прятавшаяся за ее спиной, прижимая к себе старенькую скрипку.
– Чего надобно, Картавый? – недружелюбно поинтересовалась воительница. – Время раннее, ко сну никто еще не отошел. Так что мы никому не мешаем.
– Успокойся, кгасавица, – рассмеялся капитан. – Подгуга твоя иггать умеет. Мы все пгосим ее к нашему костгу. Пущай повеселит нас песней. Люди устали. Взбодгить их надобно.
– Нашли бродячего сказителя, – вспыхнула дочь воеводы. – Да вы знаете, кто…
Узенькая ладошка Светланы легла ей на плечо, прерывая готовый извергнуться поток гневных слов. Забывшая о всякой осторожности Борислава могла в таком состоянии наболтать лишнего. А княжество Корчевское не так далеко. Капитан наемников ясно дал понять, что догадывался, кто с ними путешествует, а вот простым бойцам про то лучше не знать. Соблазнятся обещанной наградой – выдадут.
– Я попробую, – тихо произнесла княжна. – Только играю я плохо. Третий раз скрипку в руках держу.
Ответом ей стали разочарованные вздохи, а кое-где даже брань. Любому понятно, что за три раза играть не научишься. Люди ожидали развлечения, и разочарование их было велико. Но Светлана упрямо тряхнула светлой челкой, поднесла свой старенький инструмент к плечу, тронула струны смычком.