Схимники. Четвертое поколение

– Так я ж просто так, от всего сердца. – Светлана покраснела. – Я же как лучше хотела.

– Лучше и вышло. – Рука наемника легла ей на плечо. – Мы ж ведь тоже от всего сегдца. Собгали, кто сколько смог. А ты не отхомячивайся. Чай, в кагманах ни полушки. Это – честные деньги, бгать их тебе не зазогно. Загаботала. Есть тебе что-то надо, да и скгипочку получше спгавить. Ты нам помогла, мы – тебе. Все по-людски. Жизнь здесь дгугая. Сам на кусок хлеба не загаботаешь – никто дагом не поделится. Так что беги.

– Куда бежать? – удивилась княжна.

– Да не беги, а беги, вот дуга девка. – Картавый в сердцах сплюнул, сунул ей в руку кожаный мешочек и направился к своим подчиненным. Видно, не очень привык бывалый наемник общаться с людьми благородных кровей, да еще и женщинами. И все же он обернулся, махнул рукой: – Счастливого пути, малышка, может, еще свидимся. Не бойся бгать деньги за свою музыку, когда честные люди пгедлагают. Бойся иггать только гади денег. И косы свои состгиги. Хлопот с ними много. Пгощаться с пгежней жизнью – так уж пгощаться.

Больше мы Картавого не видели. Через полгода, весной, в тех же бочажских лесах, разбойники, переодетые в антов, напали на охраняемый им караван. Почти четыре десятка набранных им бывших охотников, так и не получивших настоящего боевого опыта, разбежались, гонимые вековечным страхом перед северянами. Семнадцать проверенных мечей, и восемнадцатый – самого Картавого. Они встали против банды десятков в восемь, костяк которой составляли дезертиры из княжеских полков, хорошо обученные и вооруженные. Наемники отработали свое золото сполна. Кто-то из охотников все же наткнулся на лесных братьев и рассказал им о нападении. Когда последние поспели на поле боя, лишь купец да Одинаковые еще отбивались, став спиной к спине. Остальной отряд лег костьми, но никто не дрогнул и не убежал. Изрубленного капитана смоли опознать только по мечу, который окоченевшие пальцы сжали в последних смертельных объятиях. Одинаковые потом рассказывали, что, увидев безнадежность положения, капитан сам прорубился к главарю шайки, снес тому голову и упал на его труп под градом ударов. Совсем чуть-чуть не дождался он подмоги. Вот такова она, жизнь наемника.

Впрочем, впереди у нас было много новых походов и много знакомств. Ждали нас стычки, в которых Борислава пролила первую кровь. Были и таверны, где скрипка Светланы за один раз могла принести больше денег, чем дубина Ждана в особо удачном походе. Но княжна так и не привыкла считать медяки. Она играла, видела блеск чужих глаз, слышала восторженные крики, и этого ей вполне хватало. Девушка так и не научилась думать, что она будет есть завтра. Да и зачем? Рядом всегда была подруга, которая считала каждую монетку, легко планировала расходы.

Но вот что удивительно: в новую жизнь дочь князя, благородная дева, первые восемнадцать лет жизни окруженная заботой челяди, вписалась гораздо легче и быстрее, чем Борислава, изведавшая тяготы обучения княжеских дружинников на своей шкуре. Мышцы княжны окрепли. После дневного перехода она уже не валилась с ног, и руки не дрожали, сжимая скрипку у вечернего костра. Хрупкая, тоненькая, как тростинка, она так и не обрела прежней округлости форм. Дорога – она всех обтесывает под себя, вытапливает лишний жир, учит правильно дышать и двигаться, так, чтобы сил хватило на дневной переход. Обостряет внимание. Каждую засаду, в которую мы могли бы попасть, Светлана обнаруживала загодя. Возможно, ее тонкий слух и был инструментом, позволившим в свое время заметить и меня, и Псеглавца, а теперь служившим безопасности торговых караванов. Малышка – ласково называли ее наемники.

Однажды в каком-то кабаке после исполнения особо фривольной и потому весьма популярной песни кто-то из местных заправил решил, что неплохо было бы заполучить эту скрипачку на ночь в свою постель. Кто знает, может быть, песня его так распалила, внушив мысль, что у исполнительницы нравы не менее свободны, чем у разбитной вдовы, о которой она пела. Борислава не успела прийти на помощь подруге, когда два дюжих молодца взяли ее под руки. Кабак был полон наемников. Расправа оказалась весьма жестокой. Все трое – и хозяин, и его подручные – одними выбитыми зубами не отделались. Первому ретивые парни, обожавшие свою Малышку не меньше, чем ее песни, к тому же подогретые неумеренными возлияниями, сломали руки и ноги. С подручными обошлись мягче, но и те на своих ногах уйти не смогли. От окончательной расправы всех троих спасло лишь заступничество Светланы. Девушка сумела-таки достучаться до хмельных голов своих защитников и остановить самосуд.