– Это не чувство юмора, – грустно ответил Афри-эль. – Это замаскированное под юмор чувство иронии.
В дальнейшем нескончаемом потоке часов не было дней. Только сон урывками – сперва по отдельности, затем вместе, пока они держались друг за друга в невесомости. Сексуальное ощущение кожи и тела стало якорем, напоминавшем об их общей человечности – далекой и измочаленной человечности в стольких световых годах от дома, что сама его концепция теряла всякий смысл. Жизнь в теплых туннелях, кишащих симбиотами, была здесь и сейчас; здесь Африэль и Мирная больше походили на микробы в кровотоке, непрестанно следуя за пульсацией приливов и отливов. Часы растягивались в месяцы, и само время становилось бессмысленным.
Провести тесты с феромонами было сложно, но возможно. Первые десять феромонов оказались простыми стимулами сплоченности, принуждали рабочих собираться вместе, пока по их щупальцам разносился химикат. Затем рабочие ожидали дальнейших приказаний; если тех не следовало, они разбегались. Для эффективной работы феромоны следовало подавать в смеси или серии, как компьютерные команды; например, первый – кучкование – вместе с третьим – приказом о переходе – вынуждали рабочих покидать одну пещеру и переходить в соседнюю. Самые лучшие промышленные возможности были у девятого феромона; он приказывал строить, после которого рабочие собирали и отправляли на работу туннельщиков и копателей. Другие только раздражали; десятый спровоцировал особей на процедуру груминга, и мохнатые щупальца сорвали с Африэля последние лохмотья одежды. Восьмой феромон отправил рабочих собирать ресурсы на поверхность астероида, и оба исследователя, стремясь изучить новый эффект, чуть не улетели в открытый космос.
Они больше не боялись воинов. Знали, что от дозы шестого феромона те стремглав отправятся на защиту кладок – а рабочие пойдут ухаживать за яйцами. Мирная и Африэль воспользовались этим и обустроили собственные пещеры, которые для них выкопали химически взломанные рабочие и охранял теперь уже верный страж шлюза. У них появился собственный грибной сад, чтобы освежать воздух, запасы любимых видов грибов, которые переварил еще один одурманенный рабочий. От постоянного питания и недостатка физических упражнений он распух до «бочки»[7] и свесился со стены, как чудовищная виноградина.
Африэль устал. Последнее время он совсем не спал; причем даже не знал, как долго. Его биологические часы не адаптировались так, как у Мирной, и на шейпера постоянно накатывали приступы депрессии и раздражительности, которые приходилось подавлять немалой силой воли.
– Инвесторы должны вернуться, – сказал он. – И вернуться скоро.
Мирная отнеслась к его словам безразлично. «Инвесторы», – сказала она и добавила что-то на языке ногохвосток, чего он не понял. Несмотря на лингвистическую подготовку, Африэль так и не нагнал ее в знании скрежещущего жаргона ногохвосток. Обучение только отвлекало; язык ногохвосток пришел в такой упадок, что стал пиджином – без правил и закономерностей. Африэль и так мог отдавать им простые приказы, а благодаря частичному контролю над воинами – подкреплять свои слова силой. Ногохвостки его боялись, а две молодые особи, прирученные Мирной, превратились в разжиревших тиранов-переростков, которые легко терроризировали старших. Африэль был слишком занят, чтобы серьезно изучать ногохвосток или других симбиотов. Хватало других насущных забот.
– Если они прилетят слишком рано, я не успею закончить последние исследования, – сказала она на английском.
Африэль стянул инфракрасные очки, крепко завязал их на шее и зевнул:
– У всего есть пределы, Галина. Много информации без оборудования не запомнишь. Придется просто тихо ждать, пока мы не сможем вернуться. Надеюсь, Инвесторы не впадут в шок, когда увидят меня в таком состоянии. Я потратил на ту одежду целое состояние.
– Тут так уныло после того как рой улетел для спаривания. Если бы не новая особь в зале крылатых, я бы умерла со скуки, – она обеими руками убрала сальные волосы с лица. – Ты будешь спать?
– Да, если получится.
– Не сходишь со мной? Я не устаю тебе повторять, что новая особь очень важна. По-моему, это новая каста. Точно не крылатая. У нее есть глаза, как у крылатой, но она держится за стену.
– Тогда это, скорее всего, вообще не член Роя, – сказал Африэль он устало, пытаясь ей подыграть. – Скорее всего, это паразит, крылатый мимик. Сходи, посмотри, если хочется. Я тебя подожду.
Он слышал, как она ушла. Темнота без инфракрасных очков не была совсем кромешной; из зала позади шло слабое свечение от дымящегося грибка. Надутый рабочий-«бочка» слегка шевелился на стене, шуршал и урчал. Африэль заснул.