Схизматрица Плюс

– Думаете, я предам свою расу и предоставлю вам собственный вид рабов?

– Ваш выбор прост, капитан-доктор. Останьтесь разумным живым существом – или станьте безмозглой куклой, как ваша напарница. Я взял на себя все функции ее нервной системы; то же самое могу проделать с вами.

– А я могу покончить с собой.

– Это было бы хлопотно, поскольку тогда мне придется разработать технологию клонирования. А технологии, хотя они и в моих силах, для меня болезненны. Я генетический артефакт; внутри меня есть предохранители, не позволяющие захватить Гнездо для собственных целей. Иначе Рой попадет в ту же ловушку прогресса, что уготована другим разумным расам. По тем же причинам у меня ограничен жизненный срок. Я проживу всего тысячу лет – пока не закончится короткий всплеск активности вашей расы и вновь не восстановится покой.

– Всего тысячу лет? – горько рассмеялся Африэль. – И что тогда? Видимо, убьете моих потомков, раз от них больше не будет пользы.

– Нет. Мы не убили ни одну из пятнадцати других рас, захваченных для изучения в целях защиты. В этом не было необходимости. Взгляните на маленького мусорщика, который парит у вас над головой, капитан-доктор, и кормится вашей рвотой. Пятьсот миллионов лет назад галактика дрожала при виде его предков. Когда они напали на нас, мы пустили в бой их собственных родственников. Разумеется, мы их изменили, они стали умнее, сильнее и, естественно, были бесконечно нам преданны. Они не знали другого мира, кроме наших Гнезд, и сражались с отвагой и изобретательностью, недоступными для нас самих… Если ваша раса пожелает нас эксплуатировать, мы, естественно, сделаем то же самое.

– Мы, люди, другие.

– Конечно.

– Мы не изменимся, даже если проживем здесь тысячу лет. Вы умрете, и тогда наши потомки захватят это Гнездо. Уже через несколько поколений всем будем заправлять мы, несмотря на вас. Темнота нас не остановит.

– Ну разумеется. Здесь глаза не нужны. Здесь вообще ничего не нужно.

– Вы сохраните мне жизнь? Чтобы учить их тому, чему я захочу?

– Разумеется, капитан-доктор. Сказать по правде, мы делаем вам одолжение. Через тысячу лет ваши потомки в Гнезде будут единственными остатками человеческой расы. Мы щедро раздаем свое бессмертие; мы берем на себя труд сохранить ваш род.

– Вы ошибаетесь, Рой. Вы ошибаетесь насчет разума и ошибаетесь во всем остальном. Возможно, другие расы и опустятся до паразитизма, но мы, люди, не такие.

– Разумеется. Так вы согласны?

– Да, я принимаю ваш вызов. И я вас одолею.

– Чудно. Когда вернутся Инвесторы, ногохвостки скажут, что убили вас, и попросят не возвращаться. Они не вернутся. А следующими прибудут люди.

– Если не я вас одолею, то они.

– Возможно, – Рой снова вздохнул. – Рад, что не придется вас поглощать. Мне бы не хватало наших разговоров.

Паучья роза

Паучья Роза не чувствовала ничего – или почти ничего. Раньше были какие-то чувства – узел сгустившихся за двести лет эмоций, – и она раздавила их черепной инъекцией. Теперь от чувств осталось не больше, чем от таракана, когда по нему ударят молотком.

В тараканах Паучья Роза разбиралась; они были единственной местной фауной в орбитальных колониях механистов. Выносливые, плодовитые, адаптивные, они с самого начала стали настоящим бедствием на космических кораблях, избавить от них так и не смогли. Поневоле механистам пришлось пустить в ход генетические технологии, украденные у своих конкурентов, шейперов, чтобы превратить тараканов в разноцветных питомцев. Одним из любимчиков Паучьей Розы был таракан в полметра длиной, чей блестящий черный хитин покрывали красно-желтые разводы. Сейчас насекомое сидело у нее на голове. Оно пило пот с идеального лба, а Роза ничего не чувствовала, она находилась в другом месте, высматривала гостей.

Смотрела Роза через восемь телескопов – изображения с них сопоставлялись и поступали в мозг через неврокристаллический узел в основании черепа. Теперь у нее было восемь глаз – как у ее символа, паучихи. Уши – слабый ровный пульс радара: они слушали, постоянно слушали, искали странное искажение, которое сообщит о присутствии корабля Инвесторов.

Роза была умной. Она могла бы сойти с ума, но техники мониторинга вычислили химический базис здравомыслия и поддерживали его искусственно. Паучиная Роза считала это нормальным.

И это было нормальным; не для людей, а для двухсотлетнего механиста, обитающего в кружащейся паутине на орбите Урана: тело, бурлящее от гормонов юности, мудрое старо-молодое лицо как будто только что из гипсовой формы, длинные белые волосы – рябящая копна имплантированных оптоволоконных нитей с косо подстриженными кончиками, откуда сочились бусинки света, словно микроскопические самоцветы… Она была стара, но не задумывалась об этом. Одинока, но эти чувства сокрушила наркотиками. И она нашла то, чего хотели Инвесторы, – то, за что эти инопланетные торговцы-рептилии отдали бы даже свои глазные зубы.

В ее полиуглеродную паутину – широко раскинувшуюся грузовую сеть, давшую ей имя, – попался драгоценный камень размером с автобус.