Если запиликает на вызов, надо будет уходить. Не дождавшись ответа, сюда запросто нагрянут бойцы, дружеская встреча с которыми уж никак в их планы не входит. В конце концов, последнего из могикан по имени Михалыч – Большой Мускул можно вытащить на крышу и там завершить потрошение. Кстати, пора бы Гриневскому и начать. Хватит, пожалуй, в гляделки-то играть.
Словно услышав мысли Карташа, Гриневский заговорил, тихо, размеренно и чуть устало, как учитель, ведущий сотый урок на одну и ту же тему:
– Моей жены тут нет. Мы, правда, особо не рассчитывали, что вы станете держать ее здесь... Куда вы ее увезли?
– Не знаю я, мужик, ни о каких женах, – постарался улыбнуться Михалыч. – Мое дело простое. Дождаться вас и передать слова Босса – мол, что уговор остается в силе, все, что произошло той ночью, он предлагает считать досадным недоразумением и забыть.
– А он согласится вписать в графу «недоразумения» тех двоих в коридоре? – спросил Карташ.
– Ну. Босс предполагал, что наша встреча может пройти не вполне гладко.
– Значит и твой труп он легко занесет в недоразумения, – сказал Таксист.
Такой выворот темы Михалычу явно не понравился.
– Слушьте, вы же умные ребята. Должны же вы понимать, что проиграете? Не получится у вас Босса переплюнуть. Ну никак. Одиночки побеждают только в говенных фильмах. Убьете меня или не убьете – вам это ровным счетом ничем не поможет. Но пока вы себя не загнали в угол, из которого уже не выбраться...
Таксист почти без размаха выбросил вперед кулак, короткое «клац», голова пленного резко дернулась, – и продолжал как ни в чем не бывало:
– Тебе, кажется, был задан вопрос. А ты почему-то отвлекаешься.
– Да я же сказал, что не знаю!.. – истерично выкрикнул Михалыч. Юшка из носа ручьем текла на воротник.
– Ты не правильно себя ведешь, здоровяк, – укоризненно сказал Гриневский. – Обманывать нехорошо, а ты обманываешь. Ай-ай-ай. То ли веришь, что твои дружки вот-вот подоспеют и вызволят, то ли не веришь, что мы посмеем посягнуть на твою драгоценную персону. Короче, никак тебя не проберет всерьез, я погляжу...
– Что вы из себя строите! – взорвался Михалыч, дернувшись в путах. – Тоже мне, супермены, блядь!!! Ну сколько вам еще бегать? Не сегодня так завтра точно догонят, и тогда разговаривать уже иначе будут. Вам последний – понятно вам? – последний раз сейчас предлагают решить по хорошему. Если б у вас была хоть капля ума, вы б двумя граблями ухватились за эту корягу, что суют вам в трясину. Вон зеркало, гляньте в него и поймите ж наконец, кто вы такие на самом...
– Ах, во-от оно как, – протянул Таксист, и его глаза превратились в узкие щелки. Сказал еще более неторпливо:
– Тогда слушай сюда, культурист. Тебе оно, может, и неизвестно, но я одно время кантовался в местностях, объединенных под вывеской Чечня. И живет там народ такой, чечены зовутся. Народец дикий и жестокий, но воевать умеют, этого у них не отнять. А где война, там и пытки.
Они, чечены эти, знают толк и в пытках. Мы у них тоже кой-чему научились.
Например, есть такой хороший способ, особенно годный для экстренного потрошения. Резать человека по мелким кускам и бросать ошметки перед пытаемым.
Боль терпеть – это одно, а смотреть, как перед тобой растет кучка из кусманов собственной плоти, эт-то, я тебе скажу... Ты готов смотреть!
Таксист вскинулся со стула, навис над побледневшим Михалычем.
– Я тут недавно слышал восточную поговорку: «Последнее перо переломило спину верблюда». Это навроде нашей «последней капли, которая переполнила чашу».
Так вот, здоровяк. Ты станешь просить меня, чтоб я тебя дорезал, сжалился, ты будешь мне вываливать и вываливать все, чего знаешь про себя, про дружков, про маму с папой, будешь вываливать без остановки, вымаливая уже не гарантии или снисхождение, а быструю смерть. Но я тебя не услышу, потому что рот твой поганый заткну тряпкой, чтоб не очень орал, соседям не мешал... И знаешь что? Я оставлю тебя тут в виде куска мяса, который не может шевелиться, может только долго-долго и очень мучительно подыхать. И ты станешь вымаливать у бога то самое последнее перо, чтобы оно переломило твою спину.
Таксист достал из кармана складной нож, выщелкнул лезвие.
– Я тебе не буду давать минуту на раздумье, я тебя просто спрашиваю. Твое «нет» – и мы тут же начинаем. Для начала я отчекрыжу тебе ухо, потом проткну барабанные перепонки. И вот тогда тебе будет уже никак не отыграть назад.
И он приставил лезвие к уху Михалыча.
– Будешь говорить? Да или нет? Считаю до трех. Раз. Два. Начальник, уведи Машу. Три...
– Стойте...
Наконец Михалыча пробрало до основания.
– Но я действительно почти ничего не знаю.
– Вот это «почти» и вываливай.