Лишь раз возразила отчасти верно, вспомнив своего покойного мужа, павшего от кабаньих клыков. Когда же выдохлась, приступил я к ее вразумлению:
– Гавкучая ты, Тихомира, а не по делу! Понеже не ведаешь, о чем мелешь! Ведь неразумием своим не доведешь ты Тимошку до доброго!
И аж взвилась она, наново вызверившись:
– Гавкучая я, по-твоему, и неразумная? А ухватом по спине не хошь?
– С ухватом успеется, – не оробев, ответствовал я. – Однако очевидно: губишь малого, в том и сумлений нет!
– Да чем же гублю его, старый ты охальник? – чуть сбавила она в тоне, почуяв твердость мою.
– Тем, что сидит он у тебя взаперти, дитя степей вольных, и чахнет! Даже на улицу выводишь его токмо рядом с собой. А и без того сторонится его, узкоглазого и смуглявого, прочая детвора. Сама ведаешь: жесток Киев к иноземцам, начиная с раннего возраста!
А подрастет, чем ему заняться? Не обучен ремеслам он, и нет у него влечения к ним, ибо по крови кочевник! Случись неладное с тобой, а годами ты уже отнюдь не девица и даже не молодуха, что с ним станется? Чем на пропитание себе добудет? Негослав, а и он не вечен, не будет столь заботлив, аки ты, понеже лишен по природе своей материнского чувства, да и трое собственных у него… Думала ли о том? Навряд ли!
Со мной же радостно будет Тимошке на природе-то! Окрест – волюшка! А воздух?! – вздохнешь, и пьянеешь…
Все ловчие и помощники их в нашей ловитвенной дружине расположены к мальцам и никогда не обидят, еще и приветят. И дразнить, ажно сверстники его в граде, не станут. Еще и вдосталь напробуется доброй дичины, изготовленной на костре. Не одним же молочным питаться будущему мужу!
Не приметила ты, понеже не соображаешь в ловитве, что у Тимошки явная склонность к охоте! Посему и несушку твою упокоил. Я же – ловчий из самых знатных, и многому обучить смогу.
А годков чрез седмь-осьмь он и сам начнет промышлять.
Не оспорить тебе, вдове славного Порея, что добычливые ловчие уважаемы во всем Киеве, несмотря на род и племя их. И многие девицы из самых пригожих с радостью пойдут за такового под венец!
По неведению упомянула ты того секача. Ни в нашей малой княжеской охоте, ни в большой, ни в любой ловитве и близко не подпустят тех, кому не вышли двадесять лет, к травле кабанов! – таков общий обычай.
Порей же пал по беспечности, пойдя на клыкастого в одиночку, ибо мечтал прославиться меж нами. Однако напомню: при жизни его завидовали тебе многие прочие жонки, что отхватила примерного охотника, с коим дом – всегда полная чаша! Соглашайся, что дело баю, невзирая, что обделила мя яйцами, ведь пяток отнюдь не пятьдесять! – из сущего недоброжелательства своего, ложного и огорчительного…
И надолго призадумалась она, ведь нечего возразить было, супротив предложенного мной, а то, что и я пекусь о мальце, представлялось ей очевидным!
Оценив же со всей тщательностью мои резоны, спросила, надолго ли собираюсь брать Тимошку в полевой лагерь, и сколь частым будет сие.
Ответил, что для начального раза ненадолго, ибо, по всем приметам, скоро начнутся дожди, за ними может и похолодать, и ясно, что не помешала бы ему и теплая одежка про запас. Другой же раз случится лишь весной, а стало быть, преждевременно предполагать о нем. На том и поладили с ней…
– Не уразумел я, вняла ли оная Тихомира вежливой укоризне твоей насчет яиц? Добавила ли хотя бы еще с десяток? – ляпнул поперек неспешного повествования, устного, лже-Радислав, чьи ухи устали внимать обилию ненужных подробностей. Увы! – избыточно резвый язык его порой опережал движение мысли, предерзостно нарушая должную субординацию, что не украшает!
И запоздало спохватившись, пожалел он, мнимый торговец ювелирной всячиной и липовый муж вымышленной жены на фальшивых сносях, о сей прыти. Да уж выпорхнули скоропалительные слова, облегчившись на лету насмешливой двусмысленностью.
А к полному удивлению нештатного сходника внешнего сыска Секретной службы Земли вятичей, бывалый ловчий воспринял выражением искреннего сочувствия те не вполне достойные экивоки вкупе со зряшными обиняками и опрометчивыми околичностями.
– Зажала! – выдохнул он с очевидной досадой, ибо еще с младости вывел себе, аки императив: «Оскорбительна мзда без щедрого наполнения!». – Не дождаться доброго от берсерка в поневе!
Дальнейшее изложение пошло, не в пример прытче. Ибо надо же когда-нибудь и закругляться, коли на горизонте начались изменения!
«Алеет Восток, взошло Солнце, в Китае родился Мао Цзэдун!» – ассоциативно всплыла из глубин подсознания внутреннего гласа, подслушивающего, любимая песня напрочь отмороженных хунвейбинов. Впрочем, тут же отключил он в себе хоровое исполнение сего хита из дальнего будущего, осознав, что днесь – летний рассвет из 1009-го, и время рождаться великому кормчему наступит еще нескоро – примерно чрез 1884 годика с гаком…
V
– Преображают нас лета-то! – раздумчиво вывел Молчан. – Вот и ты, представляясь Избором, оказался на поверку Борзятой. Вместе охотились на лиходеев, а ноне скрадываешь насквозь честного вятича, будто лесного злодея!