СХОДНИК-II

– А и я, Борзята от отца с матерью, понятия не имел, что ты, прозываясь Ратшей, являешься тайным Молчаном. При том, что оба мы ведали о ложности наших тогдашних прозвищ…

Что до честности твоей, отнюдь не уверены в ней мои начальствующие, предполагая, что мог переродиться ты, ступив на чуждую тропу. Ведь стать изменником можно даже на смертном одре!

– Что слышу я?! – воскликнул бывалый охотник, заподозренный в недостоверной и бездоказательной честности, вздев руце от явного возмущения. – О, горе мне, ставшему свидетелем явного нарушения прерогатив! А беспощадно карается оное Высшим советом старейшин и проклинается на века нашими главными волхвами! И уж извиняй: не смогу я зачерпнуть на память о своем боевом друге Изборе, чуть не зажулившем оберег с выи лесного главаря, горстку твоего теплого праха! Понеже твои секретные останки предадут огню втайне – без уведомления не токмо товарищей по выслеживанию, а и домочадцев…

– Напугал! – ажник задрожал я. А не изменился ты за седмьнадесять лет: доныне горазд на кривду и лживый нахрап! Зело горазд! Однако привычен к таковым наш внутренний сыск. Не проведешь! – отреагировал Борзята без видимых признаков беспокойства, к внутреннему сожалению Молчана.

– Разумею: не растолковал тебе твой Базула, во что ты вляпался и его втянул, посягнув на полномочия тех, у коих исключительные права. Зрю: понапрасну предупреждал я. Душевно жаль! – нахмурился Молчан и сокрушенно покачал главою. – Одно лишь утешно: не придется тебе долго мучиться! Ведь скор на расправу с преступниками скрытный сыск нашей Секретной службы: утром заарестуют, а к вечеру уж обезглавят. Даже не сомневаюсь в том!

– Лжу несешь, виляя! Не Базула я, коего столь запугал ты, что толком и объяснить не смог, – возразил Борзята, однако уже без прежней уверенности.

– Не оспариваю и прерываюсь. Доживай, ажно сможешь! Надейся, и жди, что повяжут тя не днесь, лишь завтра поутру, – огласил Молчан со зримым прискорбием от чувствительности сердца его. – На память же о тебе, скорбную, доведу, отчего случился тот бой седмьнадесять лет тому, еже четверо наших упокоились, да и мы с тобой на волосок были. Се затеял внешний сыск, к коему причастен и я, тайный его сходник под прикрытием ловитвенного промысла с общей выслугой в двадесять лет и два года…

А старший в той группе скорого реагирования, равно и помощник его, доселе живой, оба являлись моими знакомцами – давними и боевыми, соратниками при выполнении того задания особливой секретности. Ты и сам мог бы догадаться еще тогда, умей соображать, в чем не уверен я…

Открываю же тебе о том – без опаски, что проговоришься, понеже не успеешь ты передать ворогам Земли вятичей! Ибо, едва твой Базула предал тя, назвав по имени, состоишь ты под наблюдением скрытного сыска Секретной службы, ибо влез в сокровенные тайны. Не прощают они такового!

И ведь пытался предостеречь я. Да истинно скудоумен Базула тот! А ты даже не проявил благодарности за сие попечение. Затеял запугивать, усомнился в честности! И даже намекнул на мою измену Родине! – никому не простил бы оное. Все ж, превозмогая себя, прощу тебе, завтрашнему покойнику, ведь напоследок и навсегда! Мог бы и еще пожить ты, да сам и выбрал…

Возблагодари пред казнью начальствующего над тобой Твердилу! Втянул в беду, а сам в кустах! – еще и вывернется, переведя на тебя, аки главного виновника, и сдав с печенкой, почками и прочими потрохами. А ты ему верил!

Однако пора мне! Не то заподозрит служба тайного надзора, что избыточно долго талдычу. К тому же, без толку. Ведь не осознал ты, не открылся! Не использовал остаточную возможность…

И повернулся Молчан, изображая намерение отчалить.

– Погодь! Да погодь же ты! – воззвал ему в спину Борзята, струхнув не на шутку. Поелику вспомнил обстоятельства того лесного боя, да и еще многое. И сопоставив, уверовал. Осталось одно лишь сомнение.

– Чего тебе еще? Сказал ведь: опасаюсь я тайных подглядывающих. И не ищу себе приключений на собственные чресла, – выразил Молчан неудовольствие, не став и оглядываться.

– Да ведь скрытный сыск и попросил нас заняться тобой!

– Не цепляйся за сию соломинку! Пустое! – хмыкнул Молчан. И повернувшись, продолжил, шагов с трех взирая Борзяту анфас на фоне вяза. – Попался Твердила на мелкий крючок! Сам ведаешь, сколь ловок скрытный сыск на придумки для преумножения своих подвигов пред вышестоящими.

Кого всего боле в застенках предварительного задержания при нем? Не явных изменников, а тех, кто засмеялся, услышав ехидство о Совете старейшин, и поленился мигом донести, куда надо. А кто высказывает то ехидство, состоя на разовых выплатах и оставаясь целехонькими? То-то же!

Проверили вас на глупость, испытывая к внутреннему сыску давнюю ненависть и вожделея стереть в муку самого мелкого помола всех начальствующих в нем, заменив своими людьми. Ибо главная мечта любой силовой службы, равно и основное занятие: вытеснить схожее с ней ведомство с лучшей кормовой поляны. Ведь меж любых пищевых ниш всегда бывает самая добычливая! Вот и приходится зачищать лишних на той делянке, не выбирая средств…