Схолариум

В мастерскую она больше не пойдет, хотя это и повлечет за собой разрыв с матерью. Решение возникло так же спонтанно, как и мысль, лежащая в его основе. И мысль эта была столь ужасна, что сама ее гротескность притягивала Софи. Однажды она зашла в бурсу, чтобы вернуть книгу, которую брал еще Касалл. Здесь работало не так много женщин: кухарки, прачки и несколько переписчиц. Наверное, можно попробовать устроиться переписывать бумаги, но Софи все колебалась. В библиотеку она шла еле-еле, опустив голову.

В нос ей ударил запах покрытых чернильными пятнами льняных тряпок. Идея оформилась в ее голове постепенно, как ветер, сначала легкий, а потом набравший силу и принявшийся колотить в двери. Софи остановилась. Впереди, на галерее, она увидела группку беседующих студентов. От мысли, молнией сверкнувшей в ее голове, она остановилась как вкопанная: а что, если просто прийти и попросить занести ее в список студентов?

Что ее ждет, если она и дальше будет крутить эту нить? Спору нет, занятие почтенное, но Софи чувствовала, что ее давно уже испортили идеи и мысли, высокомерие и дерзость. Зачем ей такая жизнь! Может, все-таки записаться? Хотя бы ради шутки! Это в ней говорит высокомерие? Просто ей хочется посмотреть, что будет, если она так сделает? О процедуре приема она знала еще от Касалла. Нужно посетить любого магистра, который проверит серьезность ее стремления учиться. Он будет задавать вопросы о происхождении, интересах, а также насчет финансового положения, и, если у него сложится положительное впечатление, он вместе с ней пойдет к ректору. Потом ей нужно будет принести клятву, что на самом деле может оказаться некоторым препятствием, потому что клятва есть клятва. Клятва верности факультету, верности ректору и уставу, а также верности империи. «Пусть они получат от меня эту клятву, — подумала Софи. — Соблюдать верность я, безусловно, буду, но только на свой собственный лад». Нельзя записываться под именем Софи Касалл. Это, конечно, не запрещено, но никто не поймет. Женщины не учатся, потому что для этого нет причин. А как объяснять, чем она собирается платить за учебу? Учиться дорого, это стоит уйму денег, особенно без стипендии, а если ты к тому же бедняк, то тебе остается только побираться на рыночной площади или носить книги за старшими студентами, чистить им сапоги и очинивать перья.

Она побрела дальше. По галерее, где все еще по-прежнему беседовали студенты. Один бросил на нее взгляд, и она опустила голову. В конце галереи находилась комната библиотекаря. Она отдала книгу и ушла.

Софи спрашивала себя, из каких средств оплатить учебу и все остальное, что ей понадобится, если она не вернется в мастерскую. К охватившей ее эйфории добавились сомнения и страх. Она пошла быстрее. Еще быстрее. И вскоре уже буквально бежала по коридорам: приподняла юбку и неслась так, как будто это был вопрос жизни и смерти. Сначала надо выбраться на улицу, а потом можно спокойно всё обдумать.

Решение показалось очень простым. Старик прятал свой туго набитый кошель под кроватью. Очень легко пробраться в комнату и взять несколько монет. А потом пойти к какому-нибудь незнакомому портному и сделать вид, что она собирается купить для мужа штаны и жилет. У одного актера она раздобыла бороду и отвратительный черный парик из конского волоса. Вернувшись к себе, недолго думая, подрезала волосы, так что теперь они доставали только до плеч и влезали под парик. Но где взять плащ, символ студенческого достоинства? Такие плащи не продаются на рынке, их выдают на факультете. Поэтому на деньги старика она купила еще и настоящее сукно, чтобы сшить плащ самостоятельно. А потом стала ждать, когда же старикашка поднимет крик. Навестила мать. Старик, сидя у окна, пялился на улицу. Значит, ничего не заметил. «До чего все просто, — подумала Софи, — надо же!»