Схолариум

— Так что там насчет квадривиума? — спросил Ломбарди. — Что он имеет в виду? Я еще не видел ни одной голубки, которая убила бы коршуна. По-моему, подкидывая свои загадки, он пытается руководить нашими действиями. Нужно серьезно подумать, стоит ли вообще читать его писанину.

— Это единственная зацепка.

— А вдруг кто-то другой вздумал над нами пошутить?

Штайнер молчал. В ледяном углу, скрытая двумя колоннами, Софи поплотнее закуталась в плащ Что это за загадка? И при чем тут квадривиум? Философская задача или просто развлекается какой-то шутник, радующийся тому, что магистры выставлены на посмешище? Поблизости раздались шаги. Кто-то вышел из подвала. Придется пройти мимо тех двоих. Она подняла голову: на карту поставлено все. Софи вежливо поздоровалась и открыто посмотрела им прямо в глаза. Ломбарди кивнул, Штайнер тоже. Оказывается, они слепые, как кроты. Первая победа за ней.

Он взял лошадь и еще до заката выехал из города. Среди ночи обратно в эти ворота его не впустят, разве что заплатить, так что он прикинул, не лучше ли переночевать в какой-нибудь деревне. Дорога на Вайлерсфельд лежала среди полей и лугов. Место пустынное. На горизонте виднелись горы, лениво текла река. Ветра не было.

Он спросил какого-то крестьянина, где здесь бывшая цистерцианская церковь.

Вьюны обвивали проемы окон, вокруг валялись камни, оставшиеся от боковых нефов. Вокруг ни души. На алтаре он обнаружил свежие следы воска. Значит, все-таки они тут были. Он осмотрелся. Ни одного бугорка, только несколько кустов. Значит, вот здесь и прятались Лаурьен с Домицианом. При мысли о том, что они тут видели, Ломбарди покрылся потом, который ручьем катился у него по спине. «Во имя Господа…» — пробормотал он и вернулся к лошади.

Сел в траве и стал ждать. Он хорошо разбирался в их ритуалах и совсем не случайно приехал сюда именно сегодня. Он знал все, что они думают и что делают.

И боялся. Когда они появились в темноте — странная процессия со свечами, издающая кошачьи вопли, — он встал, потому что не собирался наблюдать за их жуткими плясками. Возможно, разумнее было бы сначала взглянуть на их лица — на самом ли деле это те, кого он ждал. Но этого не понадобилось: старшим священником был Найдхард, черты которого он не забудет никогда. Беглый монах, в конце концов нашедший свое призвание в sexum sacrale, так же как другие люди находят себя в служении церкви или искусству. Только его странное служение не было угодно церкви, именно поэтому она его преследовала и желала ему гореть в аду. Найдхард остановился, как будто, подобно зверю, загодя чувствовал притаившуюся поблизости опасность. Повернул голову и поднял повыше свечку. Ломбарди подошел, предусмотрительно спрятав под жилетом нож. Послушники и монахини испуганно закричали, обратив взоры к Найдхарду, который энергичным жестом призвал их к спокойствию. А потом улыбнулся и поманил Ломбарди к себе.

— Надо же, господин Ломбарди! Вас снова потянуло в наше лоно?

— Я хотел вас предупредить. Есть люди, вы их не знаете, но они приходят сюда наблюдать за вами. Подобное легкомыслие, Найдхард, может стоить вам жизни.

Священник явно испугался.

— Кто они? Я никого не видел.

— Мальчишки из соседней деревни, они трепались об этом в пивной. Вы, наверное, сошли с ума, это же такой риск.

— Мне об этом ничего не известно, — недовольно сказал Найдхард. — Вы что, считаете, что я добровольно подвергаю себя опасности? Первое правило гласит…

— Я знаю первое правило, — голос Ломбарди стал жестким. — А поскольку я не хочу, чтобы меня повесили, то пришел вас предупредить. И если ты не готов соблюдать осторожность, тебе следовало бы вернуться в монастырь.

Найдхард только засмеялся.

— А куда нам было податься? Времена нынче неспокойные, как вам известно. Не так-то просто найти руины. Да и подвалы тоже…

— Наверное, вам стоило бы попробовать заниматься этим в аду, — произнес снявший руку с ножа Ломбарди.

— А потом наступит зима, — продолжал Найдхард, — на улице станет совсем холодно. Не могу же я укладывать своих овечек в снег, хотя это, безусловно, возбуждает.

И снова засмеялся, видимо не принимая опасность всерьез. А потом притянул к себе одну из монахинь, с очевидным страхом следившую за разговором, и оголил ее упругие груди.

— Как, Зигер? Тебе не нравится? Раньше ты так не ломался, а? Раньше ты бы ими непременно воспользовался, а они бы так тебя любили, эти женщины…

— Немедленно исчезни, — процедил Ломбарди.

— Ты нас не выдашь, — резко проговорил Найдхард. — Через несколько дней здесь появятся наши братья из Фландрии. Но не беспокойся, мы будем осторожны.

Ломбарди пошел назад. Вскочил на лошадь. Ему не хотелось их видеть. Отъехав подальше, он привязал лошадь к дереву.