Схолариум

— Мне бы хотелось, чтобы вы хоть немножко рассказали о своих делах, — тихонько проговорила Софи.

— Я уеду из города.

Она остановилась.

— Уедете? Но почему?

— Потому что мне хочется попасть на другой факультет, где уже не преподают реалисты. Тогда мне не придется заниматься всяким старьем.

Она молчала. Он ей нравился. От мысли о его отъезде ей стало грустно. Только теперь она поняла, что ее чувство к нему гораздо сильнее, чем просто симпатия. Даже сильнее, чем в тот раз, когда она пыталась его соблазнить. С ним она охотно разделила бы свою жизнь.

Он взглянул на нее. Что означает ее молчание? Она держала в ладонях стакан с пряным вином и смотрела на красную жидкость.

— Жаль, — пробормотала она.

Он протянул руку и легко коснулся ее щеки. Она не предназначена для него, она чиста и невинна, даже если Касалл и обращался с ней не слишком мягко.

— Да, жаль, — откликнулся он.

Они допили вино и пошли дальше. А потом он рассказывал ей про Оккама, удивляясь глубине ее знаний. Она взяла его под руку и как бы между прочим спросила, нет ли возможности женщине слушать лекции на факультете.

— Да разве это позволительно для женщины? — спросил он удивленно.

— А если бы она считала, что это позволительно?

— Тогда почему бы и нет? — Он весело заглянул ей в лицо. — Я слышал про пару случаев, когда женщины посещали факультет, хотя это все-таки исключение. Представьте себе, как испугаются священники, если еще и женщины начнут выдвигать тезисы. Incredibilis [53]. Они ненавидят женщин, в их жилах все еще живет страх перед прошлым.

— Вы плохой христианин, — с улыбкой проговорила Софи, и он кивнул.

— Да, я магистр, а не священник Я ищу Бога другим способом.

— А если я все-таки попробую?

— У вас столько денег, что вы можете оплатить свою учебу? Как-то вы мне рассказывали, что Касалл оставил вам одни долги.

Софи испугалась. Невнимательность приведет ее прямиком к судье, потому что имеющиеся у нее деньги украдены. А если в один прекрасный день действительно придется сбросить маску, что тогда? Ей безумно захотелось поделиться с ним своими проблемами. Что он сделает? Донесет? Ей необходимо увидеть его лицо, посмотреть на его реакцию. Может быть, она увидит восхищение? А вдруг ужас?

— Вы полагаете, что женщины глупы?

Нужно подавить свой непонятный порыв, грозящий выйти за пределы разумного.

— Нет, с чего бы мне так полагать. Просто все дело в том, что ни одному отцу не пришло в голову отправить своих дочерей учиться.

Софи, остановившись, начала рисовать носком башмака круги на снегу. А потом наклонилась, слепила маленький снежок и бросила его на лед.

— Мне холодно, — пробормотала она.

Назад они шли молча. Он проводил ее почти до самого дома. Когда они остановились, Софи спросила:

— Когда вы покидаете наш город?

— Чем скорее, тем лучше.

Они посмотрели друг на друга. Вокруг было слишком много людей, отчиму немедленно донесут о любой фамильярности. Женщина на углу, соседка, играющие посреди улицы дети. Места для нежностей не было, а слова — это слишком мало.

— Мне бы очень хотелось встретиться с вами снова, — пробормотал он. — Вы можете в любое время навестить меня в схолариуме. Если начнутся пересуды, можно сказать, что вы принесли мне еще одну книгу Касалла.

Она кивнула и улыбнулась. А потом развернулась и быстро побежала к дому матери.

У одной из дверей, стараясь держаться незаметно, стоял закутанный в лохмотья старик. Его усталый взгляд вдруг стал пронзительным, как у коршуна, почувствовавшего запах падали. Значит, у этой хладнокровной собаки в городе есть любовница. Кто бы мог подумать!