Усилием воли превозмогая обморочную слабость, он доковылял до дороги, где остановил полицейскую машину, и уже через считанные минуты сидел в участке, рассказывая компетентному лицу о похищении его злоумышленниками, демонстрируя исколотые руки и — банковскую книжку с погашенным счетом…
— Это — наверняка русские, — глубокомысленно выпячивая губу, предполагал дознаватель. — Кого из своих соотечественников вы знаете здесь?.. С кем поддерживали связи?
— Ни с кем! Я хочу восстановить счет! — напирал Трепетов. — Вы должны мне помочь!
— Мы составим необходимые документы, проведем расследование… Однако — вопрос. Речь идет о внушительной сумме. И мы обязаны знать о природе происхождения таких средств…
Ночевал Трепетов в одиночной камере участка.
Засунув пальчик в безжалостные шестерни полицейского механизма, он теперь удрученно размышлял, как бы механизм этот не оттяпал ему всю руку, а то и вовсе не затянул бы со всеми потрохами в жернова своего непривлекательного чрева…
На том мы с бывшим полковником советской разведки и распрощаемся.
МИХАИЛ АВЕРИН
В маленькой русской церкви, расположенной на одной из узеньких улиц Карлсхорста, шла служба.
Окрестившийся здесь всего два дня назад, Миша Аверин, стоял ныне в толпе верующих, внимая священнику.
Что заставило его оказаться здесь? Интуитивное стремление найти какую–то опору в зыбкой неопреденности своего бытия? Избежание смерти, неотвратимую угрозу которой он почувствовал в подвале виллы, среди жутких типов, способных отрезать голову, не моргнув стылым взором профессиональных убийц? Но что привело его в тот подвал? Как ни крути собственная корысть, коварство и еще куча разнообразной дряни, накопившейся в душе и — основательно уже душу разъевшей…
Он помнил, как из подземелья его привели в огромный кабинет с мраморным полом, закопченной пастью камина, с растрескавшейс паутиной лепкой карнизов потолка.. Матовые стекла витражей лили преобразованный их замутненностью неверный, водянистый свет из стрельчатых проемов окон на портреты рыцарей, дам и старинную черного дерева мебель, составленную из стульев–тронов с грубой кожей сидений и мрачного как надгробие письменного стола, перечеркнутого опрокинутой со стены тенью распятья.
За столом сидел знакомый темноглазый лысоватый человек с бледным, ожесточенным лицом и покрасневшими от бессонницы глазами. Немигающий взгляд бешено расширенных зрачков с грозной неприязнью уставился на Михаила — сжавшегося от страха, поседевшего и осунувшегося. И вот тогда–то неожиданно и остро ощутилась им пролегшая здесь, сейчас, грань между жизнью и погибелью, но погибель несла в себе завершающий итог его никчемного, подчиненного исключительно наживе и греху бытия, не отмеченного никаким приближением к Богу… И от сознания этого охватил его уже иной страх удушающий и безмерно горький; и вдруг, словно почувствовав всю глубину такого ужаса, убийца сказал:
— Надлежало бы тебе всыпать как следует, мошенник. Но ты, гляжу, и так еле жив. Вон отсюда!
Блаженно стояние в церкви. Блаженна вера, пусть обретенная запоздало, но явившая собою бесценный и непреходящий дар. Блажен Великий Спаситель, давший возможность каждому избежать ада, но, даже и не избегнув его, подняться через муку искупления к Свету.
Глядя на обращенные к священнику лица верующих, Михаил размышлял… Есть, все–таки есть у него живая душа, и дана ей жизнь земная и вечная, но в жизни земной благополучие личное никогда не построит отныне он на обмане и костях других, и будет, раб божий, крещенный в возрасте зрелом, по интуитивному стремлению своему, по возможности греха на себя не брать, во лжи не усердствовать, ближнему помогать, и заповеди наимудрейшие соблюдать, искушение беса в нем сидящего, всеми силами слабыми своими преодолевая и раскаиваясь в скверне прошлого как умом, так и сердцем.
Так искренне желал себе Миша. На сей час. Не ведая, что основа религии предков его в том, чтобы предмет веры обладал действительностью и несомненной материальностью. Не ведая, что, взыграй в его подсознании память поколений, возможно и угаснет в нем постепенно стремление посещать храм православный…
РИЧАРД ВАЛЛЕНБЕРГ
Рейсовый автобус из Нью–Йорка, следующий в Атлантик–сити город казино и всевозможных шоу, был заполнен в основном благообразными пенсионерами, привлеченными дармовой поездкой, ибо деньги, уплаченные за дорогу, возвращались им сразу же по прибытию в гостиничный комплекс, где основная масса туристов немедленно устремлялась в огромный простор первого этажа, заполоненного сотнями пестрых игровых автоматов.