Схождение во ад

«… Лишь один принцип должен, безусловно, существовать для члена СС: честными, порядочными, верными мы должны быть по отношению к представителям нашей собственной расы и ни к кому другому.

Меня ни в малейшей степени не интересует судьба русского или чеха. Мы возьмем от других наций ту кровь нашего типа, которую они смогут нам дать. Если в этом явится необходимость, мы будем отбирать у них детей и воспитывать их в нашей среде. Живут ли другие народы в довольстве или они подыхают с голоду, интересует меня лишь постольку, поскольку они нужны нам как рабы для нашей культуры; в ином смысле это меня не интересует.

Если десять тысяч русских баб упадут от изнеможения во время рытья противотанковых рвов, то это будет интересовать меня лишь в той мере, в какой будет готов этот противотанковый ров для Германии. Ясно, что мы никогда не будем жестокими и бесчеловечными, поскольку в этом нет необходимости. Мы, немцы, являемся единственными на свете людьми, которые прилично относятся к животным, поэтому мы будем прилично относиться и к этим людям-животным, но мы совершим преступление против собственной расы, если будем о них заботиться и прививать им идеалы с тем, чтобы нашим сыновьям и внукам было еще труднее с ними справиться».

ИЗ РЕЧИ ГИММЛЕРА ПЕРЕД ГЕНЕРАЛИТЕТОМ СС

Документ ПС-1919/США-170

ЛЭНГЛИ. ЦРУ.

1992 год, декабрь.

В углу просторного кабинета, в глубоких кожаных креслах, сидели двое пожилых мужчин. На небольшом сервировочном столике перед ними стоял кувшин с апельсиновым флоридским соком и ваза с фисташками. Велась беседа — неторопливая и доброжелательная, — какой ей и полагалось быть между старыми, искренними друзьями.

Один из собеседников был хозяином кабинета, другой посетителем.

— Итак, Майкл, — сказал гость, — ты должен понять, что наше противостояние нацистам — категория до сих пор актуальная, и организация Краузе — не отряд бой-скаутов…

— Да, но в их действиях нет ни агрессии, ни какой-либо конкретной угрозы государственности…

— Правильно. Они умны. И никогда не станут проявлять себя сколь-нибудь вызывающе, не имея для этого оснований и почвы. Мы внедрили к ним своего информатора, что было весьма непросто, и последние полученные от него сведения меня настораживают… Я объясню, в чем дело, но прежде меня занимает один вопрос: что ты можешь сказать о некоем Ричарде Валленберге?

Хозяин кабинета усмехнулся, помедлив с ответом…

— Забавно… — произнес в раздумье. — Чем же офицер нашего ведомства заинтересовал вашу организацию, Арон?

— Майкл, организация у нас общая, и ты — ее почетный член. Поэтому не стоит проводить между нами и ЦРУ демаркационной линии.

— Я и не провожу… Просто — своим вопросом ты невольно задел некоторую болевую, я бы сказал, точку… Он работал на русских, Арон. Работал давно. Но, как только мы начали «вести» его, исчез. Видимо, что-то почувствовал, или же случилась утечка информации…

— Где он может скрываться?

— Мир большой, Арон.

— Не такой большой, как кажется. Вы его ищете?

— Естественно.

— Тогда у меня сюрприз: его также ищет и Краузе. Он ушел не только от вас, но и от его людей. Истинный же сюрприз — в следующем: его покойный отец въехал в Америку под вымышленным именем. И был он в свое время не то водителем, не то — адъютантом Краузе, что сейчас уточняется. А весь сыр-бор происходит из-за того, что, как нам известно, похитил адъютант в самом конце войны у своего шефа важные документы, скрывшись в неизвестном направлении. Далее. Адъютант умирает. Умирает как раз тогда, когда после многолетних поисков Краузе, наконец-то, его отыскивает. И вот теперь началась охота за сыном покойного, ибо предполагается, что ему известно, где находятся искомые бумаги.