Схватка

— На сколько ты поставил замедлитель? — спросил Голощеков и посмотрел на часы. — Сейчас 14 40…

— Значит, в 15 40 должно бабахнуть…Плюс-минус пять минут. Кило двести, шума будет много и эта речушка бурным потоком потечет в сторону имения Раскола.

Они вернулись к машине. Шофер, Зинич и Бронислав остались в машине, а Шедов с Голощековым направились в сторону кованных ворот усадьбы Расколова. В руках у Голощеков находился кейс с деньгами. Не доходя до ворот метров пятьдесят, Шедов вытащил из кармана мобильный телефон и связался с Арефьевым. Когда тот отозвался, сказал:

— Направляемся к Расколу, если что, ищи наши трупы в речушке, в которой когда-то Микоян ловил раков.

Потом с Арефьевым переговорил Голощеков.

Они подошли к воротам и поразились их монументальности. Кованые нашлепки четырьмя рядами прошили стальную твердь. Справа — калитка с латунной кнопкой, притаившейся под резиновым козырьком.

— У кого из нас счастливая рука? — спросил Голощеков, глядя на слегка побледневшее лицо Шедова.

— Звони, — сказал тот и механическим жестом дотронулся до левого бока, где томился пистолет.

— Я больше чем уверен, что нас уже засекли, — Голощеков вдавил блестящую кнопку в бетон.

Целую вечность, как им казалось, они ждали отклика. Наконец, почти незаметная створка в калитке открылась и в квадрате показалось лицо молодого усатого охранника. Шедов успел заметить, что человек одет в камуфляжную форму.

— Ждите, — сказал охранник и бесшумно прикрыл окошко.

Калитка неожиданно распахнулась и они попали на асфальтированную площадку. В сопровождении двух человек они миновали ее и поднялись по широкому, из пяти ступеней, крыльцу, и вошли в такие же широкие, под цвет карельской березы, двери. В небольшом холле, с зеркалами, их встретили вооруженные охранники и один из них велел подождать. Стал куда-то звонить. И, видимо, получил разрешение.

— Идите за мной, — сказал охранник и пошел вперед. Но, когда они уже миновали треть холла, шедший позади охранник, поинтересовался — как, мол, насчет стволов?

Шедов поднял обе руки — дескать, я к вашим услугам, обыскивайте.

— Если газовый пистолет вы считаете оружием, я его оставляю на ваше попечение, — Голощеков из кармана брюк извлек газовый «вальтер» и положил его на стол, стоящий впритирку к зеркалу.

Они миновали коридор, по обеим сторонам которого шли двери с большими латунными ручками, по форме напоминавшими львиные головы. Шаги скрадывал толстый, пушистый палас.

Расколов их принял в Ореховой комнате, где кроме двух овальных столов находился большой бильярд. На широкоскулом лице хозяина дома блуждала саркастическая улыбка. По неестественному блеску глаз и, склеротическому румянцу, можно было судить о степени подпития. Да и жест, которым он пригласил гостей садиться, говорил о нарушенной координации…

Они устроились в нарядных, с синей обивкой, креслах. Кейс с деньгами Голощеков держал на коленях, он не спешил. А может, отдалял, ожидаемую реакцию Расколова. Однако, закурив из собственной пачки, Голощеков, как можно сдержаннее, произнес:

— Мы привезли 200 тысяч и это все, что нам удалось наскрести в наших сусеках, — Голощеков, сдерживая волнение, жадно затягивался сигаретой.

Он хотел еще что-то сказать, но вскочивший с места Расколов перечеркнул его намерения. Полился бурный поток матерщины, отборной площадной грязи. Не выбирая выражений, он орал изо всех сил и, казалось, еще мгновение и его огромный квадратный лоб расколется на две части и из него выпрыгнут огненные чертики…

— Вы, суки, хотите, чтобы братва меня оттрахала? — Мать-перемать. — Если бы эти бабки были моими личными, я бы еще мог подождать, когда вы там раскорячитесь, а так — луидоры на бочку и никаких форс-мажоров! — Расколов мясистой ладонью стукнул по крышке кейса, который Голощеков уже положил на стол, чтобы начать расчет, — и снова мать-перемать и еще раз и еще… — Сколько здесь?

— Я уже сказал: 200 штук, — лицо Голощекова приняло землистый оттенок. — Мой шеф передает тебе свои извинения и обещает в ближайшее время рассчитаться сполна.

— Заткнись, шестерка! Мой шеф, мой шеф! — Расколов скорчил гримасу, явно нарываясь на скандал. — За это время с меня трижды снимут скальп и скажут, что так это и было.

Голощеков держался на последнем рубеже самолюбия. Он не терпел столь унизительных заносов.

Шедов незаметно отстегнул среднюю пуговицу на плаще. От вида Расколова его мутило. Когда образовался крошечный зазор в разговоре, он подчеркнуто отстранено заметил:

— Криками и угрозами ситуацию не поправишь… Нужен конструктив…