Наступил новый этап операции, когда за кордон нужно было отправлять своего человека. Человека, которому бы полностью доверяли и который на все, что происходит на той стороне, смотрел бы глазами чекистов и по возвращении ответил бы на все вопросы. «Темный» был только курьером, а новый посланец «организации» должен был быть представителем ее штаба, быть в курсе всех дел и планов, иметь полномочия вести переговоры от имени «подпольщиков». Он должен был попытаться выполнить план чекистов, решивших выманить на нашу территорию полковника Кобылкина. Замечание Артузова о том, что лучшим проявлением доверия со стороны японской разведки было бы направление по каналам «организации» видных представителей эмигрантских контрреволюционных организаций, в Иркутске помнили хорошо.
Выбор пал на Серебрякова. Как бывший священник, он должен быть хорошо принят в эмигрантских кругах Харбина. Удобной была и легенда, по которой он мог попасть в Маньчжурию. Возможность его посылки за кордон предусматривалась с самого начала операции. Поэтому для удобства работы и с прицелом на будущее он был переведен на должность инспектора школ. Это давало возможность, не вызывая ненужных разговоров и подозрений, ездить в Читу и Иркутск и отлучаться из дома на длительное время. Кроме того, генерал Лопшаков еще в начале операции сообщил Шильникову состав штаба «организации», в который был включен и Серебряков как один из руководителей читинского подполья. Поэтому Василий Терентьевич после перехода границы мог рассчитывать на доверие Кобылкина и сотрудников японских военных миссий. Все это обеспечивало безопасность эмиссара «организации».
Были и другие соображения у иркутских чекистов. Посылка в Маньчжурию члена штаба вместо простого курьера выглядела солидно и придавала дополнительный вес «организации», указывая на ее возросшие возможности. Кроме того, Серебряков как член штаба мог встретиться с руководителями харбинских белоэмигрантских организаций и беседовать с сотрудниками японских военных миссий более высокого ранга. А во время таких встреч и бесед можно было получить более ценную информацию, понаблюдать реакцию собеседников на те вопросы, которые он как член штаба мог перед ними поставить, сопоставить увиденное и услышанное, сделать выводы. Одним из важнейших вопросов, который он должен был обсуждать, был вопрос о переброске мелких банд из Маньчжурии на советскую территорию. Серебряков должен был убедить японцев в том, что эти банды не приносят «организации» никакой пользы, а лишь усиливают бдительность чекистов и могут поставить под удар с таким трудом созданное «окно».
Учитывалось в Полпредстве и то, что приглашение Кобылкина перебраться на советскую территорию для инструктажа и смотра сил «организации», переданное лично членом штаба, который благополучно перешел границу, произвело бы сильное впечатление и на него, и на его японских хозяев. Соображений было много, и Василий Терентьевич стал готовиться в дорогу. Впервые в жизни ему самому нужно было перейти границу.
В одном из писем, которое унес через границу «Темный», Кобылкину сообщили о предстоящей поездке члена штаба в Харбин. Сообщили дату, время, место перехода границы и фамилию, которую будет иметь Серебряков во время поездки. Кобылкин проинформировал Харбинскую военную миссию. С обеих сторон границы все было подготовлено.
«Учитель» взял отпуск. На работе и дома сказал, что едет к родителям на Урал. В Иркутске — встреча с Яковлевым, сотрудниками Особого отдела и подробный инструктаж перед поездкой. Заключительная встреча с Зирнисом, и снова в путь к маньчжурской границе. Переправлялись через нее вместе с «Темным». За протокой их уже ждал встречающий с подводой, и через полтора часа пути в рассветной мгле показались строения Джалайнора. Серебрякова встречал сам Кобылкин. А через несколько часов пассажирский поезд уже мчал представителя штаба в Харбин.
В Харбине его поселили в доме редакции газеты «Харбинское время». Редактором русской газеты был японец Осава, свободно владевший русским языком. Состоялась первая беседа. За столом кроме редактора сидели секретарь японской военной миссии Суда и Кобылкин. В ходе беседы подтвердились предположения о том, что русские эмигрантские организации не имеют никакой самостоятельности, не решают никаких серьезных вопросов и являются марионетками японской разведки.