Проснувшись в полдень и пощупав пульс, Антон подумал: жив и даже в жар не бросает, как в предыдущие дни. Как это там, у древних? «Я мыслю, значит, существую!» По шуму, доносившемуся с первого этажа, почувствовал, что в больнице происходит что-то необычное: привычную тишину нарушали чьи-то мужские голоса. Тревожное чувство вселилось в него. Превозмогая боль, он мгновенно оделся, застелил постель, вооружился автоматом, пистолетом, гранатами-лимонками и тихо покинул мезонин, благо из него был выход в чердачное помещение. Притаился там за трубой, что недалеко от слухового окна, ведущего на крышу. В случае угрозы здесь можно применить оружие, не опасаясь кого-либо случайно застрелить.
Минута следовала за минутой, но никто на мезонине не появлялся. Во всяком случае, ни разговора, ни топота ног он не слышал. Иногда раздавался шорох или странный звук.
Но убедившись, что это по чердаку гуляет ветер, Антон успокаивался.
Краковский обошел всех больных, но Буслаева среди них не обнаружил. Пройдя на мезонин, увидел пустующую койку. Постоял, чертыхаясь. Буслаев слышал скрип двери, еще больше затаился. При появлении на чердаке бандитов он готов был принять бой. Главарь разбитой банды тем временем вызвал на мезонин главврача и потребовал объяснить, почему пустует койка и где находится больной.
Серебрянкин сразу же сообразил в чем дело и был обрадован находчивостью пациента. Сочинил, что Иванов выздоровел и жена увезла его домой. Раздосадованный неудачей Краковский заглянул на чердак. Никого не было и там. Прошел почти до трубы, за которой ни жив ни мертв стоял Буслаев. Сердце его готово было вырваться из груди. В момент наивысшего напряжения сил лейтенант хотел было открыть огонь на поражение, но проявил благоразумие, чтобы выстрелами не перепугать больных. Это был тот случай, когда преступно было не убить человека, но он не знал, какую «свиту» привел с собой Краковский. Опасаясь кровопролития, из двух зол он выбрал наименьшее.
Краковский покинул клинику. Лейтенант через слуховое окно наблюдал за тем, как удаляется он с двумя телохранителями. Если бы имел силы, непременно догнал его и уже ни за что не дал бы уйти.
На этот раз Буслаев назвал Серебрянкину свою настоящую фамилию, высказал убеждение, что Краковский приходил по его душу и надежде отомстить за разгром банды. Подумал: следуя указаниям генерала Петрова, и ксендза, и врача следовало уничтожить. Но разве они не патриоты, не помогли мне? Боли усилились. Растревоженная рана снова дала о себе знать.
Стоял пасмурный день. Мощенная булыжником площадь перед зданием двухэтажной клиники была свободна от снега. Стояло несколько крестьянских повозок. У крыльца безмолвно толпились люди. У многих были в руках узелки, свертки, корзинки. Тишину иногда нарушало взвизгивание поросенка, утиное кряканье, петушиное пение.
Стоило открыться больничной двери, как люди инстинктивно подавались вперед. На крыльце на этот раз появилась Людмила. У нее были красные веки и зареванное лицо.
— Скажи, дочка, жить-то будет лейтенант? — спросил Заринь.
Людмила сделала неопределенный жест рукой и прошла к подводе.
Из больницы вышел Лиханов.
Послышался женский голос: «Иван, мою доченьку там не видел? В родильной палате лежит».
— Радуйся, бабка Анастасия: внук у тебя родился, — бросил на ходу Лиханов.
— Да ну! Вот счастье-то! — обрадовалась старушка. — А то одни девчата у меня. Теперь мужичок будет в доме.
Отдав необходимые распоряжения осодмильцам, охранявшим больницу, Иван побежал дальше, к Людмиле. Что-то сказал ей. Она кивнула ему, видимо, в знак согласия. Легко подпрыгнув, он также оказался в телеге, и они вдвоем тронулись в путь.
Люди в толпе задвигались.
— Может быть, начальник милиции не желал расстраивать нас? — Но вопрос Зариня повис в воздухе.
Распахнулись двери, и на крыльце показался доктор Серебрянкин. Его пожилой возраст и крепкое сложение, волевое лицо и ходившая в народе о нем молва заставляли верить каждому его слову.
Толпа притихла.
— Ждете?.. — улыбнулся он. — Так вот, слушайте. Ночью лейтенанту было плохо. Резко подскочила температура. И рана-то не ахти какая. Но, видимо, попала инфекция. Усилилась опасность заражения крови. Пришлось снова ее почистить, промыть, продезинфицировать. Обезболивающих средств в больнице, к сожалению, нет. Но он набрался терпения. Так что, Буслаев будет жить. Сейчас я это могу вам, граждане, гарантировать.
Обрадованные новостью люди двинулись к крыльцу, обступили главврача. Одни просто пожимали ему руки и говорили теплые слова. Иные же старались вручить кто гуся живого, а кто цыпленка, здоровенную рыбину, быть может, оторванных от семьи, от детей. Продовольственного обеспечения больница не имела. То, что приносили родственники больным, поступало в общую кладовую, в распоряжение стряпчей санитарки, готовившей пищу для пациентов.
— Молочненький, — передавая крохотного поросенка, сказала Семеновна. — Как съест, так сразу и поправится. По себе знаю.
Протиснулась старушка Анастасия, передала узелок.