Схватка с оборотнем

— У бывшего военнопленного Нахабина в Ленинграде сохранились родственники. Как ни странно, они пережили блокаду, хотя уже в то время обе его тетки были весьма не молоды, а, как известно, в те дни первыми умирали пожилые люди. Недавно с ними беседовали; их племянник пропал без вести в зимних боях сорок второго года. С тех пор они считают его погибшим. По фотографии, где он изображен в дни пребывания в лагере, они узнали его. Но главное, очень похожим на Нахабина им показался гражданин Козлов Сергей Филиппович, проживающий по адресу: Москва, Сущевский вал, дом одиннадцать. Козлов — музыкант; правда, сейчас работает не по специальности: администратором в Доме культуры одного из московских заводов. Женат. Имеет двоих детей, ничем дурным себя не проявил. Администратор деятельный, руководство клуба им довольно. Отыскать его нам удалось с помощью милиции, она нашла некоторое несоответствие в его послевоенных справках. Как видите, товарищами из Министерства внутренних дел проделана огромная работа. Теперь вам нужно заставить Козлова-Нахабина рассказать всю правду. Сейчас он под наблюдением, но ни о чем не догадывается. Я не буду навязывать вам решений, действуйте по обстановке, но советую поторопиться. От сведений Нахабина сейчас многое зависит. След Оборотня утерян. Надо выяснить, не поможет ли Нахабин в наших поисках. Все ясно?

— Ясно, — ответили оба майора.

— Приступайте.

— Есть, товарищ генерал.

Они обсудили возможные варианты действий. Миронов предложил встретиться с Козловым неожиданно. Луганов склонялся к тому, чтобы для беседы вызвать Козлова в КГБ.

Миронов отстоял свое мнение. Он считал, что самое главное — не спугнуть Козлова-Нахабина.

В два часа они отправились в клуб, где находился Нахабин.

В клубе было малолюдно. Сверху слышалась музыка, там занимался хореографический кружок. У телефона за маленьким столиком сидела вахтерша.

— Козлов у себя? — спросил Миронов.

— Кажись, у себя. Видела, проходил, а не ушел ли, не знаю.

— Где его кабинет?

— На втором этаже, аккурат по правой руке третья дверь.

Они поднялись наверх, постучали в дверь кабинета.

— Входите, — раздался голос.

Они вошли. За столом, откинувшись в кресле, сидел небольшой человек с пышной темной шевелюрой. Он разговаривал с посетительницей.

— Вы ко мне, товарищи?

— Вы Сергей Филиппович Козлов?

— Я. А по какому делу?

— Нам бы поговорить наедине.

— Ага, — пристально разглядывая вошедших, сказал Козлов. — Сейчас мы с Ангелиной Тимофеевной закончим… Так вот, — заторопился он, искоса посматривая на посетителей, — зал мы вам сдадим и оркестр будет, ну а порядок обеспечить — это ваше дело.

— Спасибо вам, Сергей Филиппович, — встала женщина, — вы с меня такой груз сняли, такой груз…

— Прошу вас, товарищи, — сказал Козлов, едва она вышла, — чем могу служить?

— У нас к вам такого рода дело, — начал Луганов, — хотелось бы удостовериться в некоторых деталях…

— Да вы откуда будете? — спросил Козлов.

Миронов секунду жестко смотрел в лицо администратора, потом вынул свое удостоверение:

— Мы к вам, гражданин Нахабин, по очень важному делу.

У человека за столом резко взлетели вверх брови, потом он прикрыл ладонью глаза и так сидел с минуту, если не больше.

— Ладно, — он отвел руку от лица. — Виноват — сам и отвечу. Спрашивайте, товарищи.

…Нахабин ничего не утаил. Говорил откровенно и подробно.

— Я был взят на фронт в декабре сорок первого. До этого держали в запасе. Немцы уже подошли к трамвайным путям Ленинграда, когда я надел серую шинель. Я трижды просил направить меня добровольцем на фронт. Конечно, вы можете не поверить мне, но остались бумаги. И вот подошло мое время. С декабря я участвовал в боях. Потери у нас были большие, и полк наш все время менял свое обозначение, я оказывался то в одной, то в другой части — шли постоянные переформировки. В январе сорок второго года на нашем фронте начались большие бои. Мы пытались перейти в контрнаступление, как наши части под Москвой. Но не удалось. Двадцать второго января мы пошли в атаку. Немцы, видно, ждали этого удара. Нашу пехоту встретили у проволоки сильным огнем. Я полз рядом со старшиной. Когда он упал раненый, то позвал меня и отдал свои кусачки. «Режь проволоку», - говорит.