Схватка с Оборотнем

— Работает, товарищ генерал. Думаю, скоро что-нибудь от него услышите, вы же знаете, какой он работник.

— Работник отличный. Только, кажется, немного азартный.

— В самый раз, товарищ генерал; как говорят игроки, без перебора.

— Без перебора! — рассмеялся генерал. — Ну, ладно, дело покажет. Какие вы вынесли впечатления от чтения львовских материалов?

— Впечатления следующие. Рогачев, по всей видимости, наш человек. Родину не предавал, на подлости не шел. В сочетании материалов из Львова и факта убийства, на мой взгляд, таится полная разгадка этого дела.

— Несколько категорично, но факты за вас.

— Второе, что меня заинтересовало, — это появление около Соколова одной фигуры — Ярцева. Его шофера. Попрошу вас, товарищ генерал, помочь мне. О Ярцеве из Крайска я послал запрос в Центр. Сведения о нем могут очень пригодиться.

— Раз послали запрос, товарищи сделают. Еще что у вас?

— Все, товарищ генерал, — сказал Луганов. — Разрешите идти?

— Идите, Василий Николаевич, там, в Омске, поинтересуйтесь для начала Коцурой. Этот говорит охотно и топит своего бывшего сослуживца Ткачука с головой. Интересно, что Ткачук сам выдал Коцуру, а теперь молчит. Ситуация нелепая. Наши омские товарищи решили, что тут какая-то хитрость. Но скоро убедились, что Ткачук мстителен и туп и сам помог заманить себя в капкан. Впрочем, все это еще следует проверить… Ну, всего хорошего вам, Василий Николаевич!

…В гостинице Луганову сообщили, что билет на Омск заказан, вылет в пять сорок пять. Он поблагодарил и прошел в свой номер.

Утром его разбудила дежурная:

— До вашего самолета час двадцать.

Он стал собираться…

На первом же допросе в Омске Луганов понял, что Коцура раскрывает все, что знает.

— С какой целью был создан на Львовщине спецлагерь? — спросил Луганов.

— Да и сказать трудно — с какой, — говорил Коцура. — Собирали туда только беглецов из других лагерей. Так что работа наша была трудная. Почти все охранники были украинские националисты. Мы числились по штатам эсэсовской украинской дивизии «СС-Галитчина». И должны были выбить из пленных дух непокорности. Командование требовало, чтобы мы проводили в лагере вербовку в наши ряды. Однако с этим слабо продвигалось, пленные организовывали побеги. Конечно, в большинстве случаев их ловили и расстреливали. Пока ловили бежавших, весь лагерь должен был ждать на ногах. Некоторые не выдерживали: стояли по десяти-двенадцати часов, раз даже двое суток. Тех, кто падал, убивали.

— Кроме вас какие-нибудь нацистские службы вербовали людей в лагере?

— Гестапо. Но мы о его работе ничего не знали.

— А власовцы?

— Был там какой-то власовец… Но мы с ним редко встречались. Он, по-моему, нас, украинцев, ненавидел.

— Узнали бы его по фотографии?

— Едва ли. Я очень редко его встречал. Он, правда, нашими людьми пользовался для пыток, но мы, вахманы, с ним редко встречались.

— Назовите людей, которые работали вместе с этим власовцем.

— Да вот, — с возбуждением заговорил Коцура, — вот тот Ткачук с ним и работал! Он в лагере под другой фамилией был. Не помню какой…

— Кущенко?

— Верно, Кущенко. Но эту фамилию он взял для конспирации. У нас так повелось: чтоб каждый имел другую фамилию. Этот Ткачук был страшный человек. Его не только пленные, мы боялись. Он был силен чудовищно. И пытал страшно. Особенно москалей. Люди после его пыток редко выживали. Мы все недоумевали, как Ткачук служил власовцу — хоть и союзнику, да москалю. А у него чуть не дружба была с этим власовцем.

— Это тот Ткачук, что встретил вас в Иркутске?

— Он самый. Я так и подозревал, что он меня выдал. Послал небось анонимку.

— Вот фотографии, — сказал Луганов. — Посмотрите, нет ли знакомых.

Коцура разложил веером фотографии и стал их рассматривать. Луганов почувствовал, что его охватывает волнение. Коцура откладывал в сторону фотографии Аверкина, Варюхина, Дорохова, жены Дорохова.

— Нет, — сказал Коцура, — не знаю никого. Может, даже и встречал, но не помню.

— Допрос окончен, — сказал Луганов, — идите.

Он очень устал. Опять надежды не сбылись. Сведений о Соколове не прибавилось.

Вошел следователь из Омского управления.

— Идут дела? — спросил он.

Луганов молча покачал головой.

— Ничего, — ободрил его омич, — тут есть еще один тип. Никак его не раскушу. То как будто хитер и даже умен, то кажется тупицей. Его случайно обнаружили. Он по тем же делам, что и Коцура. Бандеровец. Убийца. Сам выдал Коцуру, а о своих делах молчит. Я думаю завтра им устроить очную ставку. Вы приходите к одиннадцати, может, будет что и по вашему делу.

Утром Луганов вместе со следователем сидел в кабинете и ждал заключенных. Первым привели Мандрыку.

— Ну, Мандрыка, он же Кущенко, — обратился к нему следователь, — еще не надумали говорить?

Луганов вздрогнул, когда услышал: «Кущенко». Так это он, палач!

Ввели Коцуру. Едва заметив Мандрыку, он вытянул руку и сказал:

— Он. Ткачук. Свидетельствую, граждане. Самый большой злодей из всех, кого я на свете видел.

Огромный, наголо обритый кузнец шевельнул бровями, коротко взглянул на Коцуру и отвернулся.