Схватка у Черного Моря

Белогвардейские власти стремились к тому, чтобы уволенные за «принадлежность к большевизму» рабочие и служащие не принимались на других предприятиях. С этой целью списки уволенных рассылались по всем предприятиям, учреждениям, управлениям железных дорог. Нажим на рабочий класс усиливался. Закрывались больничные кассы и рабочие кооперативы, отменялись законы о страховании и выплате пособий по болезни. Все рабочие клубы были закрыты, а помещения использовались под постой воинских частей. Белогвардейцы врывались в помещения профсоюзов и фабзавкомов и уничтожали все документы, книги, архивы, забирали деньги, чем парализовали всю работу профессиональных союзов.

Рабочие собрания были запрещены. Меньшевики и кадеты могли созывать публичные собрания, но и они обязаны были за трое суток подать письменное заявление градоначальнику о цели собрания, указать день, час и место собрания, имя, отчество, фамилию и местожительство устроителей собрания, докладчика, а также вопрос, который ставится на собрании. На каждое собрание назначался представитель властей, уполномоченный прервать собрание по своему усмотрению.

Разруха и голод с каждым днем становились все тяжелее, а буржуазия изыскивала все новые и новые способы жестокой эксплуатации рабочих.

Обычно тихий Авчинниковский переулок 9 октября был наполнен необычным движением и суетой. В дом № 4, где размещался «Проюг» — правление общества фабрикантов и заводчиков юга России, съезжались владельцы крупных промышленных и торговых предприятий. Сюда же торопились и меньшевики — члены Совета профессиональных союзов. В 10 часов утра здесь открылось совместное заседание меньшевистского Совпрофа и «Проюга». Созвано совещание было с одной целью: как осуществить дальнейшее ущемление экономических и политических прав рабочих. Незадолго перед этим правление «Проюга» решило урезать и без того нищенскую заработную плату рабочих наиболее крупных предприятий. Докладчик И. Ф. Новинский, представитель одесской буржуазии, утверждал, что большевики «развратили рабочих» увеличением заработной платы, что и дороговизна возникла «по вине рабочих». Новинский заявил: «Рабочим надо дать понять, что пришли настоящие хозяева фабрик и заводов, поэтому как первый шаг на этом пути следует снизить ставки, начав прежде всего с грузчиков, рабочих электростанции, металлообрабатывающих заводов». Один из ораторов, выступивший после Новинского, заметил:

— Это надо сделать не нам самолично, а при участии представителей Центропрофа.

Соглашатели для формы поначалу выступали против снижения ставок, потом заявили, что они оставляют этот вопрос «открытым», предоставив его на решение правления «Проюга». Меньшевики боялись, что проголосовав за снижение заработной платы, они полностью разоблачили бы себя в глазах и той части рабочих, которая еще шла за ними.

На следующий день после заседания «Проюга» и Совпрофа было проведено снижение и без того низких ставок. Цены на хлеб резко подскочили вверх. Многие семьи рабочих остались без продуктов питания — не хватало денег на их покупку.

Политические мотивы выдвигались белогвардейскими властями на каждом шагу. Когда было объявлено о закрытии профсоюза водного транспорта, делегация союза явилась к градоначальнику барону Штемпелю для выявления причин запрещения союза. Градоначальник заявил: «Союз водного транспорта закрыт по распоряжению центральных властей за активную поддержку моряками большевиков. Все вы помните эпоху «Алмаза» и как вели себя моряки при эвакуации французов из Одессы. Поэтому о разрешении союза не может быть и речи» [13].

Комментируя решение деникинских властей о запрещении профсоюза водного транспорта, подпольная газета «Одесский коммунист» писала:

«Закрытие союзов послужит открытием глаз тем товарищам морякам, которые на волнах всемирной социальной революции не видели, к какому берегу пристали. «Лево на борт, товарищи моряки, держите на красный маяк, и вы пристанете к красной пристани Советской социалистической республики» ^{31}.

Белогвардейские власти закрывали не только профсоюзы. Все детские дома (приюты), богадельни (инвалидные дома) и другие благотворительные учреждения, которые при Советской власти содержались за счет государства, вынуждены были прекратить свое существование. Они получили официальное сообщение, что никаких ассигнований не будет.

Неслыханная безработица, снижение заработной платы, сокращение подвоза продуктов питания и безудержный рост цен на продовольствие привели к голодовке. Даже буржуазные газеты не могли скрыть голодания населения, от времени до времени они помещали такие сообщения:

«Добрые люди, спасите!

Семья рабочего консервной фабрики Ивана Волкова, состоящая из 8 душ, умирает от голода. Сам он — полуслепой, на искусственной ноге. Один сын — офицер, убит на войне, другой — на фронте, третий — в больнице. Трое малолетних детей — дома. Добрые люди, спасите! Адрес: Головковская, 13, кв. 15» ^{32}.