Схватка у Черного Моря

О Логгинове как руководителе Одесского коммунистического подполья можно многое рассказать... Но есть в его жизни страницы, о которых мог бы поведать только сам Логгинов. Так, в одном московском архивном хранилище в голубой папке среди прочих документов лежит нежелтеющая четвертушка плотной бумаги. На ней карандашная надпись: «Обратили Вы внимание на юрисконсульта г-на Миславского? Его сегодняшнее поведение — следствие иной причины, более глубоко таящейся. Заинтересуйтесь данной персоной, его юриспруденция — миф». Подпись: Чернавин, дата 6 ноября 1919 года.

А ниже другим почерком, красными чернилами: «Цветом глаз г-на Миславского пусть интересуется г-н Кирпичников, ему и карты в руки». Подпись неразборчива.

Что это за записка? О каком поведении Миславского (Логгинова) идет в ней речь? Можно представить такую картину: идет какое-то совещание, на нем присутствуют высшие чины штаба Шиллинга, в том числе генерал-майор Чернавин. Тут же находится и руководитель большевистского подполья Логгинов, в обществе — юрисконсульт г-н Миславский. Своим выступлением он, очевидно, вызывает подозрение у начальствующих лиц... Может быть, было и не так... Во всяком случае над Логгиновым нависла опасность, но она и на этот раз миновала его. Все здесь непонятно... Ключ к этой загадочной истории пока не найден.

Высоким революционным пафосом была наполнена жизнь Сергея Борисовича Ингулова. Когда в Одессе была восстановлена Советская власть, он работал секретарем Одесского губкома партии. Будучи делегатом X съезда партии участвовал в подавлении эсеро-белогвардейского мятежа в Кронштадте. Некоторое время работал заведующим агитпропом ЦК КП (б) У и редактором республиканской газеты «Коммунист». Дальнейший его путь: заместитель заведующего агитпропом ЦК ВКП(б), редактор «Учительской газеты», представитель ТАСС за границей, один из главных редакторов Малой Советской Энциклопедии.

В один декабрьский день 1919 года на явке редколлегии «Одесского коммуниста» собрались подпольщики.

Только что закончилось обсуждение неотложных дел, которых всегда накапливалась целая гора, но никто не уходил. Вечерело. Между Нюрой Палич и Логгиновым возник разговор, в него незаметно втянулись все присутствующие. Говорили о том, чему мечтает посвятить себя каждый, когда кончится война.

— Когда придет время и мы перекуем мечи на орала, я выберу себе оружие еще острее, чем меч! — сказал Ингулов.

— Писателем захотел стать, хлеб думаешь у меня отбить! — пошутил Сигизмунд Дуниковский. Все знали, что он мечтал написать книгу об одесском подполье.

— Нет. Учеником! Возьму школьную ручку и тетрадь и буду изучать Маркса.

— И так всю жизнь?

— Всю жизнь! Изучу и другим стану рассказывать.

Мечта Ингулова сбылась. Он стал видным пропагандистом идей марксизма-ленинизма. Он написал популярные учебники «Политграмота» и «Политбеседы», по которым молодые коммунисты и комсомольцы 30-х годов изучали основы марксистско-ленинской теории.

В 1937 году страна отмечала двадцатилетие Великой Октябрьской социалистической революции. К этой великой дате вышла из печати книга Ингулова «Наша Родина».

...Тарас Костров... Под этим именем он вступил в революционную борьбу, с ним он и ушел из жизни. До сих пор мало кто знает, что Тарас Костров — это Александр Сергеевич Мартыновский. Именем его отца — народовольца Сергея Мартыновского — названа одна из центральных площадей Одессы.

Вся жизнь Тараса Кострова — неугасимое революционное горение. Когда Красная Армия вошла в Одессу, он ушел с ней продолжать громить белогвардейские и петлюровские банды, находился на фронте до окончания гражданской войны. Потом редактировал «Киевскую правду», был ответственным секретарем республиканской газеты «Коммунист». Способный журналист-большевик замечен в Москве, его утверждают редактором «Комсомольской правды».

Писательница Г. И. Серебрякова в двадцатых годах сотрудничала в «Комсомольской правде» и часто встречалась там с Тарасом Костровым. О нем она написала такие строки:

«Его все очень уважали. В разговоре он мог совершенно непринужденно процитировать Маркса или Энгельса. Ленина он знал назубок. В его присутствии я нередко ощущала свое невежество. Но это было нисколько не обидно. Напротив, очень хотелось поумнеть, стать взрослее и образованнее. Противостоя старому миру, который был рядом, шумел в нэпмановских ресторанах, Костров как бы олицетворял новое, являлся образцом идейной чистоты и целеустремленности. Одно его присутствие очищало всех, кто был рядом с ним. Он учил нас верности идее, ясности мысли, смелости в борьбе. Очень молодой и очень больной, сгорающий на наших глазах, любящий препятствия, не обходивший, а преодолевающий их, Костров был для нас воплощением оптимизма и силы».

Умер он в июне 1930 года в возрасте 29 лет.

Некоторые активные участники одесского коммунистического подполья стали крупными советскими учеными и видными руководителями-хозяйственниками. Калистрат Саджая (Калениченко) после окончания гражданской войны учился, стал профессором, доктором медицинских наук. Оклеветанный, он погиб в 1938 году.