— Да у меня дети заживо сгорели! И этим отпускать грехи?!
И толпа, кинувшись к телеге и оттеснив не оказавшую никакого сопротивления (а потому и не пострадавшую) охрану, овладела осужденными. Монах кузнечиком проворно сиганул с телеги, а до палача люди боялись даже рукой коснуться во избежание осквернения или привлечения несчастья.
В несколько мгновений все было кончено: люди за веревочные петли на шеях вытащили злодеев из телеги и голыми руками в клочья разорвали предателей, хоть так отведя душу за многодневный страх, горе и боль.
Великий магистр, узнав об этом, только рукой махнул и оставил дело без последствия. Хоть он и являлся сторонником порядка и послушания, но это был не тот случай. Людей следовало понять и простить, ведь и без того дела обстояли невесело: Мизак-паша не только не прекращал пушечный обстрел итальянского участка крепости и еврейского квартала, но вдобавок к этому какие-то новые поползновения были замечены напротив крепости Святого Николая.
Понимая, что предпринятые меры отвратили визиря от штурма итальянского поста, магистр Пьер сделал правильный вывод — новый удар врага придется на гаванный форт. Именно поэтому д’Обюссон вновь отдал приказ готовить к делу галеры и снаряжать брандеры, а сам со своими помощниками, подкреплением и пушками вновь передислоцировался к дель Каретто.
Во рву города-крепости он теперь держал наготове немецких и испанских стрелков, потому что французских аркебузиров под командованием Шарля де Монтолона он прикомандировал для отбития возможного штурма итальянского поста — кто знает, где будет истинное жало смертельного для Родоса удара?..
Наступала ночь с 18 на 19 июня. Навсегда уходящий в историю день ознаменовался трибуналом над двумя воинами из гарнизона башни Святого Николая. Когда д’Обюссон прибыл в башню, их застали за постыднейшим делом — предчувствуя новый штурм, они решили бежать к османам, но прежде того успели перетопить в море много оружия, в первую очередь — столь необходимых ружей.
Наверняка не скажешь, чего тут было больше — панического страха, заставляющего совершать бессмысленные поступки, или же желания выслужиться перед новыми господами — однако затея их не удалась. Предателей застали на месте преступления, когда они топили оружие.
Иуд скрутили и представили великому магистру. Всем было омерзительно видеть, как они, трясясь от страха, шакальими голосами вымаливали себе жизнь, еще надеясь, что мягкосердечный магистр Пьер пощадит их… Но и мягкости бывает предел.
Да, д’Обюссон был и мягок, и добродушен. Любой простой воин и житель мог беспрепятственно прийти к нему и либо предложить удачную идею (вроде старого грека с его требушетом), либо потребовать защиты и правосудия. Да, доблестный француз вообще был склонен к милосердию — но только когда оно не давало дурных плодов. Известно ведь, что одних прощение исправляет и наставляет на путь истинный и праведный, а других — лишь развращает, поощряя к безнаказанному продолжению беззаконий. Во втором случае снисхождение к одним ставит под новый удар невинных — и этого нельзя допустить. Кроме того, кара для одних заставит и других людей, склонных к тому же, удержаться от преступления…
Посему магистр был непреклонен и, с брезгливостью отстранясь от ползавших у его ног предателей, коротко распорядился:
— Повесить прямо перед башней, а когда подохнут — сбросить в море. Пусть иным неповадно будет.
— Пощади, господин! Кровью искупим! — вопили грешники.
— Вы не искупите тех смертей, которые последуют от того, что вы обезоружили людей, куда более доблестных и достойных, чем вы. — И д’Обюссон жестом приказал более не церемониться и привести приговор в исполнение.
Слишком уж участились случаи ропота, перебежниче-ства и предательства! Это тревожило, особенно в предвосхищении нового штурма. Турки все суетятся, гомонят, постоянно раздается множественный стук по дереву… Чем, кроме нового штурма, это может обернуться?..
Да, османы вновь вознамерились атаковать башню Святого Николая и уже не первый день готовили нападение. По настоянию анатолийского бейлер-бея Мизак отдал приказ готовить материал для плавучего моста — довольно широкого, по которому могли бы проходить шесть турок в ряд.
Из лагеря доставляли древесину, из разоренных греческих монастырей — пустые винные бочки, которые должны были стать основой моста. Его должны были подтянуть от церкви Святого Антония через водный заливчик прямо к башне, минуя большую часть железного подводного посева, о котором было упомянуто ранее.
Естественно, нападение должно было быть поддержано, как и в прошлый раз, бомбардировкой с кораблей — а так три большие пушки с завидным упорством крошили башню и нововозведенные бастионы иоаннитов. Постарались учесть прошлые ошибки… Но дело с мостом провалилось благодаря одному из наших героев, о которых, кстати говоря, мы как-то подзабыли.