Мизак сразу определил, что одних воинов на сих судах должно быть не менее двух тысяч, да все еще, поди, с ружьями… Что ж, тем более вовремя он сворачивает предприятие! Однако нельзя отказать себе в удовольствии, уходя, громко хлопнуть дверью — эти лоханки показались очень кстати…
Ветер оказался не попутным, волна была большая, потому визирь не мог послать им вдогонку свои суда, однако отдал приказ обстрелять суда из нескольких больших, еще не погруженных, орудий, пушечному мастеру из Алаийе. Тот подчинился, и один раз османы попали, да крепко: сбили мачту на одном из кораблей.
Бодро взбежав по сходням на корабль Мизака-паши для доклада, пушечный мастер вдруг практически лицом к лицу столкнулся с Торнвиллем, и у османа оказалась неплохая память на лица. Он узнал своего бывшего подчиненного, в то время как англичанин, будучи не в себе, не признал бывшего начальника, на свое горе.
Дивясь и размышляя, аланиец подошел к паше и начал отчитываться по стрельбе, краем глаза держа в поле зрения подозрительного знакомца, решив после делового рапорта осведомиться на всякий случай, что он тут делает. Перешел-таки в ислам и служит великому падишаху или шпион крестоносцев?
Как бы между прочим, турок взял шомпол и стал им поигрывать, словно от нечего делать, и когда Торнвилль внезапно выхватил кинжал и кинулся к Мизаку, чтобы пробить ему спину, аланиец среагировал мгновенно, ударив Лео шомполом. Англичанин не удержался, но, падая на палубу, все равно нанес удар, оказавшийся, увы, бесполезным. Только распорол драгоценный халат и беспомощно скользнул по рядам кольчужных чешуй — берег себя Мизак, носил кольчугу под халатом!.. Потому и отделался лишь испугом.
Турки скопом набросились на Лео, нещадно молотя и связывая. Разорвали рубаху — вот она, улика: крест на шее!
Тяжело дыша, Мизак распорядился:
— За такое… за этакое… Да кожу с него содрать, с живого, и развесить ее на снастях, как парус!
— Зачем, сиятельнейший? — удивился мастер. — Я его узнал, потому что он работал у меня в литейне. Пусть трудится во славу государства османов! Отдай его мне…
— Ладно, пусть так — награжу тебя им за оказанную услугу, и денег еще дам. А этого — в трюм, к прочему скоту!
А буря тем временем усиливалась, вечерело. Королевские корабли обогнули мыс и стали на якоря ввиду гавани, дав приветственный салют. О, просто сладостной музыкой казались эти, прежде пугавшие, звуки пальбы для родосцев! Иоанниты отправили на галерах лоцманов — все тех же наших военно-морских героев, Джарвиса и Палафокса. Роджер взялся провести среди затопленных брандеров поврежденный корабль, и преуспел в этом. Второму не повезло — буря сорвала его с якорей и понесла прочь от спасительной гавани. Радость родосцев омрачилась предчувствием беды, но случилась она чуть позже.
Корабль устоял перед ударами стихии, только вот под утро его вынесло к стоянке турецкого флота, и Мизак-паша, вновь обрадованный казавшейся верной добычей, послал на "подранка" двадцать галер под командой своего флотоводца — преемника Алексиса из Тарса.
Тем временем его люди окончательно покинули холм Святого Стефана, забрав оттуда все, что можно, и предав огню все то, чего забрать было нельзя, в том числе свои оказавшиеся никчемными палисады и деревянные укрепления, а также прежде уже оскверненный храм Святого Стефана.
Флот был готов к отплытию, и Мизак втайне полагал, что захват или уничтожение такого огромного корабля христиан немного скрасит в глазах султана общий проигрыш кампании.
Тут мысли ренегата опять, в который уже раз, обратились к вчерашнему пережитому покушению. Этот безумец! Ударь он в шею, что тогда?.. Об этом не хотелось и думать. Может, все же зря он отдал негодяя пушечному мастеру?.. Ладно, об этом он еще подумает на досуге, а пока — как там идет бой?
Но и там все было наперекосяк, как выяснилось. Поначалу турки успешно заблокировали гигантский корабль веслами своих галер и кинулись на абордаж, однако свежие отряды итальянцев и испанцев бились стойко. После трехчасовой схватки, в которой пал вражеский флотоводец, они очистили свой корабль от османов и гордо удалились в родосский порт, имея гораздо меньше повреждений на своем судне, нежели они сами причинили врагам, а изувеченные галеры с более чем ополовиненными экипажами робко вернулись к визирю. Они не прибавили славы и без того бесславному предприятию.
Три дня, с 17 по 19 августа, Мизак-паша Палеолог эвакуировал свою армию с Родоса. Теперь победа иоаннитов на Родосе была окончательной! Великий магистр распорядился в ее ознаменование и ради упокоения душ всех павших на защите острова воздвигнуть две церкви — одну для католиков, во имя Богоматери Победы, другую — для греков, в память святого великомученика Пантелеймона Целителя, в день которого была одержана победа. Пусть в обоих храмах одновременно служат литургию для обоих исповеданий, а построить те церкви там, где более всего пролилось крови — у итальянского поста.