Схватка

Усольцев понимал, что его позиция самая опасная и рискованная, поэтому он и занял ее, а во «второй эшелон» отправил товарищей. Раньше, когда партизаны пользовались минами нажимного действия, все уходили от дороги подальше, теперь же Емельян шнур далеко не отпускал. Этот новый способ рельсовой борьбы требовал и нового подхода к выучке минеров, к их физическим и боевым данным. Это понял Усольцев именно сейчас, лежа у насыпи.

Холод заставлял Емельяна подняться с земли, чтобы потоптаться и согреться. Но не довелось: послышались паровозные вздохи. Емельян снова прижался к земле и ухватился за конец шнура. Теперь, кажется, катил большой состав. По мере его приближения земля все больше вздрагивала. Это Емельян ощущал своим телом. А когда увидел платформы, на которых громоздился причудливых очертаний груз, спрятанный под брезентом, — не то машины, не то орудия, — он сразу принял решение — подрывать!

Как и ожидалось, впереди паровоза тарахтели платформы, которые немцы подставляли под предполагаемые партизанские мины. Емельян пропустил их. Но когда паровоз накатился на точку, где лежала мина, рука дернула шнур. И Емельян впервые так близко-близко увидел необыкновенной яркости оранжевый сноп огня, вырвавшийся из-под рельса и ударивший так по паровозу, что тот, будто норовистый конь, сначала вздыбился, а затем, обессилев, рухнул наземь и бесформенными железными глыбами раскидался по снежному насту.

Что было дальше, Емельян не видел, он сорвался с места и, пригнувшись, побежал к товарищам. Только слышал грохот, который, казалось, катился следом за ним и оглушал все окрест. Вагоны, платформы летели под откос.

— Я видел орудия! — обрадованно произнес Гулько, когда Усольцев подбежал к кусту, за которым сидели Клим и Яша.

— И танк тоже летел вместе с платформой, — добавил Урецкий. — Сам видел.

— Значит, хороша «удочка»! — произнес запыхавшийся Емельян.

А эшелон все грохотал. Скрежетало железо, с треском что-то ломалось, звенело стекло... И катился по морозному воздуху людской крик.

— Вона как заголосили фрицы! — радовался Урецкий. — Слышишь, Емельян?

И только сейчас в грохот и вопль ворвалась автоматная стрельба.

— Очухалась немчура! — Клим ухватился за автомат.

— Все, сматываем удочки! — скомандовал Усольцев. Лавируя меж кустов, они достигли леса и, углубившись километра на три, сделали привал.

— Вышло, кажется, здорово! — сказал Усольцев, доставая из вещмешка сало с хлебом — Лукерьин дар.

— Как думаете, сколько вагонов там было? — спросил Клим.

— Больше двух десятков, — ответил Емельян.

— На каждой платформе — груз, — добавил Яша.

— А в теплушках что? — все интересовался Клим.

— Кто их знает? — Усольцев делил сало. — Может, солдаты, а возможно, какое-либо снаряжение.

— Два вагона пассажирских я приметил, — сказал Урецкий.

— Это, наверно, для офицеров, — пояснил Клим.

— Спасибо, друзья! — произнес Усольцев, довольный успешно завершившимся делом. — Надежно сработали! Дали фрицам шороху! Всю «железку» завалили обломками. Таскать им не перетаскать.

— Твоя работа, Емельян — Урецкий похлопал Усольцева по плечу.

— Ты что? А вы сторонние наблюдатели?

— Мы у тебя на подхвате, — твердил Урецкий.

— А «удочку» я один придумал? И мерзлый грунт только я долбил? Кто прикрыл меня? Ну да ладно.

На Емельяна нашло вдруг такое настроение, что он решил круто повернуть разговор:

— Знаете, чего мне страшно захотелось? Не отгадаете... Чаю! Настоящего крутого чаю! Из самовара... Эх, кинуть бы в него угольков, снять сапог и голенищем раздуть такой огонь, чтоб загудел. А? Яша, будешь пить такой чаек? А ты, Климушек?

Дожевав последние кусочки хлеба с салом, они дружно поднялись и пошли. Усольцеву по-прежнему хотелось вспоминать былое, чтобы уйти хотя бы в мыслях от только что совершившегося. Желание помечтать, пофантазировать появилось у него оттого, что на душе как-то легко стало. Это после успеха «удочки»! А отчего же еще? Сработано удачно, без потерь в личном составе — все живы-здоровы...

— Ну, Яша, так как насчет чая? Или не по душе тебе этот напиток?

— Угадал. Мы, извозчики, до чаю не охочи. Что-либо покрепче требуется.

— Ах, покрепче! Тогда пельмешки на закусочку нужны! Вот царственная еда! Пельмени с мясом... С грибами... С рыбой... С редькой... И даже с вашей бульбой... Ах да, для вас, белорусов, пельмени — пустой звук, вам бульбу подавай. Верно?

— Можно и пельмени отведать, — включился в игру Клим. — Только скорее мечите на стол.

— Вам с маслом аль с горчицей или уксус обожаете? — смеялся Емельян. — А может, в бульоне?

— Не надо аппетит дразнить, Емельян, — остановился Яша. — Может, свернем к леснику? Отогреемся. И в самом деле чайку попьем.

— Далеко это?

— С версту.

— Ты его знаешь?

— Как же, много раз заезжал к нему. Приветливый дядька.

— Стоит посмотреть эту избу, — Усольцев повел серьезный разговор. — Железная дорога близко. Пригодится! Веди нас, Сусанин!