Схватка

Усольцев кинулся в коридор. Все двери в комнаты нараспашку. Позвал Клинова, но ответа не последовало. Шагнул в его комнату и замер: весь угол развален, кровати перевернуты, пухом устлан пол. Лишь картина удержалась на стене, она чуть-чуть накренилась, Данаю ничем не тронуло, вот только амура, что витал над ее головой, трещина надвое разрубила.

— Клинов! — выдохнул Усольцев.

Не отозвался. Заглянул под кровати, и там не было Клинова. Стал разгребать пух, и только в углу, где громоздились простыни да одеяла, Емельян наткнулся на недвижимого напарника. Припал к нему ухом: кажется, дышит. Позвал Клима. Тот тоже послушал:

— Живе, — произнес Клим и начал легонько тормошить Клинова. — Вставай, Костя, вставай!

Клинов шевельнул руками и открыл глаза.

— Жив! — обрадовался Клим. — Гляди, Емельян, глазами моргает.

— Можешь встать? — спросил Усольцев. Клинов не отреагировал, по-прежнему недвижимо лежал. Его бледное лицо с давним шрамом над левой бровью усеяли перья-пушинки. Клим дунул, и они будто снежинки заплясали.

Клинов потянул руки к ушам и, сморщив лицо, начал их тереть.

— Он нас не чует. Оглох.

— Ты слышишь меня? — спросил Емельян. Клинов по губам Усольцева догадался, что его о чем-то спрашивают, и молча показал на уши.

— Контужен, — сказал Усольцев, и вместе с Климом они перенесли товарища в уцелевшую кухню. Там устроили ему постель и уложили.

— Мне кажется, крышка нам всем здесь будет, — со вздохом произнес Нечаев.

— Ты чего это застонал? — удивился Усольцев.

— Не немцы, так свои укокошат.

— Свои?

— Ну, а кто же всадил в нашу обитель этот снаряд или, скорее, мину? Думаешь, немчура? Наши ж бьют. Слышишь, свист над нами... Елки-моталки...

— Живы будем, не помрем... А что пулеметчик?

— Отдыхает, — ответил Галстян.

Усольцев посмотрел в окно и заметил, как из подъезда, куда на рассвете гуськом бежали немцы, трое вынесли миномет и у самого дома начали его устанавливать.

— Ну, дудки! — зло произнес Усольцев и, велев не сводить глаз с пулемета, кинулся в коридор. Никто не понял, зачем он туда пошел. Только Клим, перехватив его, спросил:

— Куда?

— За мной!

В «пуховой» комнате, подойдя вплотную к разваленному углу, через дыру увидели улицу и строения, в которых должны быть немцы.

— Держи их под прицелом, а я с минометом попробую разделаться.

Усольцев боком пролез в дыру и прыгнул вниз. Припал к холодной земле, огляделся и пополз к углу особняка. Чуть высунув голову за угол, увидел минометчиков. Они подтаскивали к миномету ящики. Еще подался вперед и замер. Немцы стали копошиться у ящиков. Потом один взял мину и пошел к миномету. Усольцев нажал на спусковой крючок, и длинная очередь из его автомата уложила всех троих.

Галстян и Нечаев все видели: минометчики не пикнули — свалились наземь и даже не шевельнулись. Тут же появился немец-пулеметчик и, толкнув раму, зачем-то высунулся в окно, возможно, хотел увидеть, кто стреляет. Галстян не упустил своего шанса: одной короткой очередью уложил немца на подоконник.

Что ж, удачно сработал гарнизон особняка: добыл первую ощутимую победу. Разделался не только с назойливым пулеметом, отчего взводу, да и всей роте, будет легче, но и убрал минометный расчет, который, конечно, готовился к обстрелу нашего переднего края. Однако победа родила и тревогу: что предпримет враг? Карты ведь раскрылись: теперь немцы точно знают, что в особняке русские, и нанесут по нему удар. Когда только — немедленно или погодя? Никто этого не знал. Усольцев обдумывал варианты. Их было три: уходить, оставаться и принять бой или самый дерзкий — ворваться в трехэтажный дом, в третий подъезд, где засели немцы, и овладеть им. Выложил товарищам все, что думал. Они заспорили. Нечаев высказался за уход из особняка к своим: выполнили задачу — и ладно. Галстян возразил: не оставлять же фрицу выгодный рубеж.

— Как мух перебьют, — кипятился Нечаев. — Вон их сколько!

— Ты считал? — зло спросил Усольцев. Нечаев не ответил. Свернул самокрутку и глубоко вдохнул в себя дым.

— Что думаешь Клим? — поинтересовался Усольцев.

— Атаковать. Умирать — так с музыкой!

— Ну что ж, атакуем. До ночи продержимся и вперед.

— Доживем ли? — буркнул Нечаев.

— Не узнаю тебя, Захар. Скис чего-то. Что ж, не держу, можешь уходить. Дверь настежь открыта — дуй во взвод, а оттуда и за Волгу...

— Обижаешь, Емельян, — насупился Нечаев. — Не надо...

Поднялся Клинов, встал и сделал шаг, за ним — второй.

— Молодец! — обрадовался Галстян. — Шагает!

Клинов снова прижал ладони к ушам.

— Ну как? — спросил Усольцев.

— Прорезается... Чуть-чуть...

За весь день немцы не потревожили особняк. Не до него им было, на них обрушился огненный шквал. Налет артиллерии, пулеметный обстрел почти не прекращались до самого вечера. Противник утих, укрылся, замер и трехэтажный дом. Его тоже доставали снаряды да пули.