Скиф

Варю утомили посещения. Нет – больше – они ее угнетали.

Она лежала в темноте, сжимала телефон в руке и смотрела в ночь слепыми глазами. И ненавидела и ее, и себя, и всех, кто не дал ей умереть.

Она неполноценная, и в ее жизни и смерти ничего не изменится. Нет, станет лучше – отцу. Он, практически ушел из семьи ради нее. И сейчас счастлив, потому что пока Варя в больнице, смог вернуться к своей жене. А до – разрывался. Ладно, его дорогая Тася все понимает, но уже наверняка, пилит и готова выгнать насовсем. Кто потерпит, что мужик живет на два дома?

А он не оставляет ее, все присматривает и боится. Боится оставить, боится остаться. Не может уйти от жены, не может бросить дочь.

Гребанная жизнь…

Гребанный киллер…

Гребанный Макс…

Кто просил их спасать ее?

Потому что она никто и ничего, недостойна пули, недостойна, чтобы ее услышали. И чтобы убили. А сама не может. Жизнь как назло, издеваясь над ней, возвращает в свое лоно вновь и вновь.

Зачем?

Надо заканчивать.

Варя нажала кнопку связи и приложила сотовый к уху. Художник ответил не сразу, и по голосу стало ясно – пьян, по фону – в клубе зажигает.

– Привет, Художник. Влад – узнал?

– О! Куда пропал? На твое место уже пацанчика взяли.

– Хреново, ― прохрипела через паузу. ― Я в больничку залетел. Ты там скажи – выйду – отпашу. Пусть место за мной оставят.

– Я-то скажу, а толку, ребенок? Ты вообще, с чем залег?

– Да мал-мал с четырьмя шалыми поскубались, ― прохрипела. ― Наваляли друг другу нехило. Зелень нужна будет, на мель сел, сам понимаешь.

– Может надо чего?

– Не. Скажи там, пусть подождут меня.

– Поговорю, ― посерьезнел. ― Ты держись там, малой. Голос у тебя как у утопленника. Нехило хапнул?

– Так. Пригрели, блина. Ладно, веселись там и за меня. Светику, своему, семицветику привет.

– Передам. Выйдешь, вместе оторвемся. Пока, малой. Не кисни.

– Ага, ― отключила связь и опять уставилась в окно – с работой, похоже, облом. Значит, нала не будет, и отец опять начнет совать свои тугрики. И опять замкнется круг.

Стоп, не киснуть, работу она найдет и отца в семью отправит. Но надо с технарем разрулить.

Перебрала телефоны и нажала на связь.

– Привет, Маня.

– Какая я тебе!.. ― выдала недовольное и стихла.

– Не узнала, провинциалочка? ― хмыкнула. Голос скрипел и хрипел, как несмазанная телега.

В трубке царила тишина и вот взорвалась тихим, полным страха шепотом:

– Влад? Господи, что с твоим голосом? Ты… ты где?

– В больничке, Маня, в больничке. Ты это, подруга дней моих суровых, стукни там, что я не прогуливаю, посерьезу залег. Через неделю, две нарисуюсь.

– Я… я скажу. Влад, что с тобой? Где ты? Я приеду! Влад! ― девушка скатывалась в истерику, не на шутку испугавшись.

– Не мельтеши, провинциалочка. Грызи гранит науки, потом мне конспекты задаришь. На Новый год, ― хрюкнула. ― Пока.

Рука с телефоном свесилась с постели – Варя уставилась на тени, что гуляли по потолку. И пропела хрипло, тихо, с отчаяньем, безбожно фальшивя: