Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1

Уже в Крыму в иконографии интересующего нас женского божества появляются новые, специфически «крымские» черты. Мы имеем в виду чрезвычайно близкий к Чертомлыку по времени и составу инвентаря комплекс Куль-Обы. Здесь, на выступе ножен меча, мы встречаем не обычное изображение оленя, окруженного растительными мотивами или нацеленными клювами (Мельгунов, Келермес, VII в. до н. э.) или терзаемого грифоном (Чертомлык, IV в. до н. э.), а выполненное в традиции греческого искусства изображение гиппокампа — морского коня Посейдона. Видимо, эллинизированный образ древнего скифского божества Фагимасада все более импонировал эллинизирующемуся сознанию скифской аристократии. Важно отметить, что в Куль-Обе найдены бляшки и с изображением Табити. В том же склепе были обнаружены бляшки, изображающие богиню в калафе, с львиноголовыми рогатыми грифонами над плечами, змеями и орлиными (?) грифонами, вырастающими из бедер. Таким образом, налицо усиление зооморфных и утрата растительных элементов в иконографии этого «змееногого божества». Однако наиболее любопытным представляется то, что в левой руке это божество держит бородатую мужскую голову (Артамонов 1966: табл. 208, 230), что ясно сближает его с древним местным, таврским, культом Девы, которой приносились в жертву головы пленников, а также с распространенным в Крыму культом Артемиды Таврополы и Ифигении и с каким-то образом связанным со всеми предыдущими культом Девы — покровительницы Херсонеса. Предположение о влиянии на этот образ сугубо крымских (местных и принесенных греками) культов богинь, требующих человеческих жертв, подкрепляется тем, что единственные полные аналогии куль-обским бляшкам были обнаружены в греческом склепе конца IV в. до н. э. под крепостной стеной Херсонеса (Гриневич 1926: 10–40, рис. 17).

В связи с этим следует упомянуть о том, что древнейший след внедрения культа некой великой греко-переднеазиатской богини в систему мифологического мировоззрения причерноморских варваров мы имеем в изображении крылатого женского божества, исполненном рукой греческого (или малоазийского?) мастера на «скифском» зеркале и ритоне из келермесских курганов начала VI в. до н. э. Безусловно, это — одна из богинь, родственных «хозяйке зверей» греческой архаики. Отождествление этих изображений с малоазийской Кибелой, проведенное М. И. Максимовой (Максимова 1954, 1956), до сих пор не вызывало возражений, но, пожалуй, стоит считаться с тем, что Кибела, как правило, не изображалась крылатой, в то время как крылья встречаются на архаических или подражающих им изображениях Артемиды — «хозяйки зверей» (Paus. V, 19, 5)[83]. Впрочем, для нас в рамках данной статьи важным представляется лишь то, что на ритоне богиня держит за передние лапы крылатых орлиноголовых грифонов — сюжет, имеющий известное развитие в дальнейшем.

Также на «азиатской» стороне Боспора Киммерийского, но уже в пределах греческого в своей основе Боспорского царства и в более позднее время (IV в. до н. э.) возникли захоронения в кургане Большая Близница. Женские захоронения в этом кургане давно и с достаточным основанием считают захоронениями жриц богини Деметры, хотя так же давно раздаются голоса, предлагающие считать их жрицами Афродиты Апатуры Урании, в пользу его приводятся известные свидетельства Страбона (Str. XI, 2, 10) и фрагменты посвятительных надписей (Ростовцев 1913: 17; Гайдукевич 1949: 201, 202, 212–214, 288–289).

Если последнее предположение имеет под собой основания, то и здесь, на азиатской стороне полуварварского по населению Боспорского царства, мы встречаемся с божеством, не только родственным по своей сути Великой богине (или богиням) Скифии, но и именуемой одним из ее имен — Афродита Урания — с соответствующими античными и передневосточными ассоциациями (в частности, Геродот именует Афродитой Уранией главное женское божество родственных скифам персов, имея в виду, вероятно, Анахиту; см. Hdt. I, 131).

Среди различных воплощений образа великой боспорской богини (или богинь), встречающихся на разнообразных предметах, обнаруженных в склепах, особое значение для настоящей работы имеют встреченные в трех неограбленных женских погребениях жриц бляшки в виде крылатой богини в калафе. М. А. Артамонов был склонен рассматривать это изображение как вариант образа «змееногой богини-прародительницы» (Артамонов 1966: 70–71, табл. 308), трактуя идущие вниз от торса завитки как деградированные изображения змей. Однако вернее рассматривать упомянутые бляшки как схематизированное и упрощенное изображение того иконографического варианта женского божества (женщины-древа), который запечатлен на чертомлыкском блюде.