И формой головы, и очертанием лица, и изображением ушных украшений, узких глаз, носа без ноздрей и рта без улыбки, и прочими признаками стеатитовые головки резко отличаются от ликов на стелах и плитах всех композиционных схем (за исключением отдельных своеобразных изображений, из этих схем выпадающих). Лишь лики групп IIIа и IIIб отмечены сходной срезанностью верха головы (см. ниже). Черновские женские лица на костяных пластинках, где лицо (в отличие от «безволосых» головок) тонет в пышной прическе, тем не менее сближаются со стеатитовыми головками остроконечным очертанием нижней части лица, трактовкой глаз и ушными украшениями и также отличаются от ликов на стелах и плитах (кроме уникального изображения из Усть-Еси). Иными словами, черновская традиция изображения лица резко отличается от традиции изображения ликов на плитах, вторично использованных при сооружении черновских могил, не говоря уже о более ранних яйцевидных рельефных ликах.
Лишь в единственном случае, в той же могиле 7 кургана 9, обнаружена каменная пластинка с изображением схематизированного лика (рис. 10: 1, 2), действительно напоминающего «трехглазием» и «уголками» рта самые упрощенные поздние лики на стелах. Однако налицо и существенные отличия: три глаза, нос, рот трактованы как круглые сквозные отверстия, что не имеет аналогий на плитах, нос отмечен одинарным отверстием вместо двух ноздрей на плитах. Но главное — очертания пластинки, как бы дающие абрис лика, образуют равнобедренный треугольник с основанием внизу, что не имеет аналогий на плитах, зато соответствует треугольным очертаниям лиц стеатитовых головок, но в перевернутом виде.
Вывод: изображение на треугольной пластинке — лишь поздняя искаженная единичная реминисценция в культуре Черновой VIII упрощенных позднейших ликов на каменных плитах; изображения на плитах относятся к более ранней эпохе, чем черновский этап окуневской культуры и могут быть связаны либо с ее уйбатским этапом, либо с афанасьевской культурой.
Этот вывод перекликается с тем заключением, к которому обоснованно пришел Я. А. Шер, анализируя стелу из Знаменки и плиту из Разлива X (Шер 1980: 212, 213, 223–227). С черновским этапом окуневской культуры можно связать лишь некоторые, выпадающие из главной линии развития лики на стелах и плитах, которые по ряду иконографических признаков сближаются с изображениями Черновой VIII (изображение головы со срезанным черепом из впускной окуневской могилы кургана «Большое кольцо» — В136, лик из Усть-Еси и некоторые другие).
Раскопки И. П. Лазаретовым на Уйбате более ранних, чем Черновая VIII, могильников окуневской культуры показывают, что и при их сооружении осмысленно использовались лишь такие изображения на каменных плитах и столбах, которые никак нельзя отнести к наиболее сложной и, исходя из выявленной логики развития, наиболее ранней композиционной схеме с удлиненно-яйцевидным ликом (Лазаретов 1995; 1997). Таким образом, в окуневской культуре лишь доживала в упрощенном виде та древняя традиция изображений, которую она заимствовала у своих предшественников. Судя по всей сумме известных фактов, таким предшественником могла быть лишь афанасьевская культура.
Но прежде чем обосновывать афанасьевское происхождение ранних изваяний, обрисуем предлагаемую на основании вышеизложенного схему развития всей традиции изображения «трехглазых ликов». Оговоримся: всякая схема — условна, и наша — не исключение. Разбивая живое развитие традиции на стилистико-хронологические группы и подгруппы, помещая (а иногда — втискивая) в них весьма индивидуализированные изображения, мы лишь совершаем минимальное необходимое насилие над материалом, дабы, пусть огрубленно, выявить основные тенденции развития стиля и семантики.