СКИФИЙСКАЯ ИСТОРИЯ

Текст «Скифской истории» о подготовке Казанского похода восходит к неназванному источнику, близкому к КЛ и КИ, и в то же время заметно отличавшемуся от них, то есть к ЛЗЗ. Помимо мелких уточнений в последующем тексте, к этому же источнику можно, со значительной долей уверенности, отнести и описание составления плана штурма Казани (л. 99-99об.). Редакции Истории о Казанском царстве и Никоновская летопись сообщают об этом мероприятии, как единоличном распоряжении Ивана IV

71, в то время как в «Скифской истории» оно раскрыто иначе: план был составлен представительным военным советом, что более соответствует нашим представлениям о правлении Ивана IV до разгона Избранной рады. Склонность Затопа Засекина к описанию совещаний царя с подданными позволяет датировать сочинение 2-й пол. 50-х - нач. 60-х гг. XVI в. Разумеется, это предположение не может использоваться как аргумент в дальнейших построениях.

Нельзя исключить и предположения, что к ЛЗЗ или, по крайней мере, к той же рукописи восходят летописные сведения за 2-ю пол. 1570-х - 1-ю пол. 1590-х гг., привлеченные Лызловым для описания борьбы Московского государства с Крымской ордой. К известным источникам «Скифской истории» не восходят описания похода хана Девлет-Гирея на Болхов и победы И. Д. Бельского (л. 161 об.), похода хана на рязанские места и победы Б. В. Серебряного в Печерниках, под г. Михайловом (л. 162), набега Девлет-Гирея на Белев, Козельск и другие города и победы М. А. Безнина под слободой Монастырской (л. 162-162об.). Сюда же следует отнести сообщения о выезде на русскую службу царевичей Мурат- и Кумы-Гиреев, о посылке их в Астрахань с Р. М. Пивовым и М. И. Бурцовым, о набегах крымских людей на Пятницу Столпину и Крапивну (л. 162об.- 163), большую статью о разгроме Казы-Гирея под Москвой в 1591 г. (л. 163об.- 167) и заметку о его {431} набеге на рязанские и тульские места «на другое по том лето» (л. 167-167об.), наконец, сведения о знаменитом городовом строении конца XVI в. (л. 168).

В исследовании Е. В. Чистяковой, впервые поставившей задачу полного выявления источников «Скифской истории», помимо перечисленных, назван еще ряд сочинений, предположительно использовавшихся в работе А. И. Лызлова: «Автор, по-видимому, знакомился с Никоновской, Воскресенской, Архангелогородской летописями. Новым летописцем, Московским летописным сводом и др.», а также с «Повестью об убиении Батыя», сказаниями о Тимуре, Густынской летописью и Хроникой Феодосия Сафоновича. Две последние, по наблюдению Е. В. Чистяковой, имеют сходство со «Скифской историей»: одна - по «системе изложения и оформлению ссылок», вторая - «по содержанию глав, касающихся Турции». В исследовании отмечено, что «в указанных трудах украинских историков и в „Скифской истории“ использованы одинаковые польские и латинские источники. Поскольку упомянутые исторические труды возникли раньше «Скифской истории», есть основание полагать, что через них автор знакомился с произведениями западноевропейской, в частности польской, историографии»

72.

Проведенное в ходе подготовки к изданию «Скифской истории» А. И. Лызлова полное сравнение ее текста с источниками, позволяет отказаться от этих предположений. Весь использованный авторов фактический материал восходит к сочинениям, перечисленным им в оглавлении и отраженным в примечаниях. Никоновская, Воскресенская и иные летописи не использовались в «Скифской истории», хотя содержали важные для Лызлова сведения. Все повести и сказания (за исключением житий, на которые сделана ссылка) привлекались автором в составе его основных источников (СК, ХР и т. д.). В «Скифской истории» нет следов использования Густынской летописи и Хроники Сафоновича, что дает нам возможность наметить интересные параллели в развитии историософских, политических и источниковедческих идей в России и на Украине.

Сложнее обстоит дело с предположением о привлечении в качестве источников «Скифской истории» «документальных материалов приказного делопроизводства»: разрядных и посольских книг

73. Первые А. И. Лызлов знал несомненно, однако мы не можем с уверенностью утверждать, использовались ли им официальные или фамильные разряды. В ряде случаев чрезвычайно трудно установить, опирался автор на разрядные книги или местнические дела, использовал составленные во второй половине 1680-х гг. «сказки» о службе дворянских, боярских и княжеских родов или {432} собственные, усвоенные при дворе генеалогические представления. Обращение автора к посольским книгам по тексту «Скифской истории» не прослеживается.

Важно отметить, что разрядные книги или иные источники для уточнения состава и именования русских воевод не привлекались Лызловым самостоятельно, отдельно от исторических сочинений и, по-видимому, еще не рассматривались им как исторический источник: это была для автора современная, не требующая ссылок справочная документация.