Скифская чаша

— Всегда приятно иметь единомышленника, — признался Максим, однако не очень искренне: этот долгошеий примитив не вызывал ничего, кроме отвращения. К счастью, уже подъезжали к дому Мартинца — правда, всю проезжую часть перед домом заняли автомобили, пришлось остановиться за углом. Сразу за ними подъехали Иван с Гизелой. Карплюк, увидев девушку, застыл с наклоненной набок головой, будто прислушивался к чему-то, глаза сделались маслеными. Гизела была не очень красивой, но какой-то вызывающей; не шла, а демонстрировала себя, как хорошая манекенщица, — несла свои прелести, предлагая всем полюбоваться ими.

Увидев, как застыл Карплюк, уставившись на нее, остановилась, выставив немного вперед и в самом деле красивую длинную ножку. Взмахнула ресницами.

— Гизела, не соблазняй дедушку, — одернул ее Мартинец.

Карплюк бросил на него взгляд, полный ненависти.

— Вы никогда не отличались тактичностью, — заметил зло.

— Да, мои манеры всегда требовали усовершенствования, — захохотал Иван, — однако я не жалею об этом.

— Напрасно.

— Я познакомлю вас с еще лучшей девушкой.

— Лучшей быть не может! — совершенно серьезно возразил Карплюк.

Гизела подняла на него глаза и сразу же стыдливо опустила их.

— Действует безотказно, и даже я когда-то проглотил эту приманку. Гизела, я сейчас отвезу тебя домой.

— Я не хочу домой.

— Тогда веди себя порядочно.

— Я буду хорошей... — Взяла Ивана под руку, но все же незаметно подморгнула Карплюку, и он пошел за ними, качая головой, как собака, которая плетется за хозяином, ожидая подачки.

Стефа ждала их около подъезда. Ей повезло, отъехал какой-то автомобиль, и Луцкая пристроила свой «фольксваген» на его место. Она посмотрела ревниво-изучающе на Гизелу и подставила ей щеку для поцелуя — прежде уже встречались у Максима на квартире. Прижалась к Рутковскому, и он обнял ее за плечи. Стефа ни на что не претендовала, не привередничала, Максима это устраивало, и не потому, что был эгоистом, просто знал, что его отношения с Луцкой были продолжением той же игры, которую вел в Мюнхене: тут был свой образ жизни, и он бы выглядел белой вороной, если бы не имел дамы.

Женщины пошли на кухню готовить закуски, а Мартинец, поставив пластинку с записью танцевальной музыки, танцевал один посередине комнаты. Он умел танцевать, имел хороший слух и чувство ритма, не просто переступал с ноги на ногу, как танцует молодежь, жил танцем, казалось, забывал обо всем, кроме танца, и весь светился радостью.

Карплюк смотрел некоторое время, как танцует Мартинец, и сказал осуждающе:

— У вас, пан Иван, ноги как на шарнирах. Могут открутиться...

Мартинец махнул рукой.

— Вам не испортить мне настроение, — только и ответил. — Но учтите, живу на двенадцатом этаже и дверь на балкон открыта...

Карплюк невольно посмотрел на открытую балконную дверь, а Иван злорадно погрозил ему пальцем.

— Я, когда напиваюсь, делаюсь буйным, — предупредил Мартинец.

Карплюк инстинктивно передвинулся в глубь комнаты.

— Не сходите с ума, пан Иван. Нам на сегодня хватит одного...

— Ну, я вам скажу! — Мартинец повалился на кресло. — Комедия, да и только. Давно такого не видел.

— Вот-вот! — поддакнул Карплюк, задвигал ушами. — Типичный сумасшедший. Вы же видели, как сам мистер Мак...

— Что Мак! Игра идет по большому счету. Не удивлюсь, если сам американский президент примет Засядько.

— Ну? — предостерегающе поднял руку Рутковский. — Надеюсь, до этого не дойдет. — Максиму хотелось как-то предупредить Мартинца, чтобы не очень раскрывался перед Карплюком. В принципе Мартинец нравился ему своей искренностью и непосредственностью, на РС никто не осмеливался быть хоть чуть-чуть самим собой, а Иван не держал язык за зубами, и говорили, что его вызывал и предупреждал сам Лодзен.

— Может, президент и побрезгует принять Засядько. — Мартинец танцевал какое-то странное танго. — Кому охота быть оплеванным? В прямом и переносном смысле?

— Так вы думаете? — вытянул до конца шею Карплюк.

— Бедные мы и несчастные, если делаем из Засядько фигуру.

— Ну какая же Засядько фигура! — попробовал еще раз одернуть его Рутковский.

«Да, — подумал, — какое мне дело? В конце концов, этот Мартинец также подонок. Правда, другой на его месте сидел бы и не чирикал, а этот хорохорится, выходит, что-то человеческое сохранилось в нем».

— Какая фигура? — рассердился вдруг Мартинец. — Неужели ты не видишь? На этой неделе на нескольких языках передадут интервью с Засядько. Может быть, кто-нибудь услышит, поверит... А мы говорим: станция «Свобода», правдивая и честная информация, слушайте нас...

— Вот-вот, — похвалил Карплюк. — У пана Ивана есть свое мнение, и к нему нужно прислушаться.

— И, исходя из этих соображений, вы перескажете его завтра Кочмару? — уставился на него Мартинец.

Да, он не такой простой, Иван Мартинец, знает, с кем имеет дело, но должен также знать, что Кочмара ему не побороть, — на что же рассчитывает? Возможно, просто не может держать язык за зубами? Есть такой тип людей: ничего не пожалеет для красного словца.

Шея у Карплюка сама собой спряталась в воротник и голова виновато склонилась набок.