Скифская чаша

— Нет, я не крокодил... Ты еще не знаешь, как меня называют! Я — Президент, а это не шутка! Ты еще не знаешь...

— И не хочу знать, уйди с дороги!

Но Президент заслонил дверь, надеясь, что не все еще потеряно.

— Ну куда ты пойдешь? — заканючил он неожиданно для самого себя. — Оставайся у меня, Юля, нам будет хорошо...

Однако Юлия закусила удила. Ткнула ножом в сторону настенной картины, едва видневшейся при свечах, молвила презрительно:

— Думаешь, намалевал свою рожу и все будут падать вокруг? Отойди, говорю, а то зарежу!

И такую решительность почувствовал Президент в ее тоне, что невольно шагнул в сторону, а Юлия проскользнула мимо него в переднюю. Президент услышал лишь, как хлопнула дверь, — он стоял, в изнеможении опустив руки, потом поправил разорванную сорочку, криво усмехнулся, поднял дубленку, отряхнул и повесил ее в шкаф. Выпил полный фужер шампанского и немного успокоился.

«Потаскушка проклятая, — подумал. — Истеричка или просто сумасшедшая! Точно, сумасшедшая...»

Эта мысль окончательно успокоила его — в самом деле, какая нормальная женщина откажется от дубленки, — и Президент, снова исполненный собственного достоинства, пошел спать.

Юлия выскочила на Русановскую набережную и чуть ли не сразу увидела зеленый огонек такси. Съежилась на заднем сиденье и чуть не застонала от гнева и возмущения.

Арсен! Продал за триста рублей!

Боль обжигала ей сердце, подступала клубком к горлу, боль и гнев.

За три сотни...

Точно, настоящий шиллинг, валютчик пошлый. И дали же ему такое прозвище! Недаром, видно: за деньги все продаст...

Вдруг Юлия вспомнила, как нахально обнимался Арсен у нее на глазах с веснушчатой девчонкой на пляже. Да, Шиллинг предал ее еще тогда, она все время была для него игрушкой, вот и продал, когда дорого заплатили.

Юлия почувствовала, как слезы набежали на глаза — вытерла аккуратно, чтоб не размазать тушь на ресницах. В конце концов, черт с ним, стоит ли бередить себе душу из-за какого-то подонка! Спекулянт и фарцовщик, привык торговать всем, и нет для него ничего святого.

Но ведь, подумала она также, никакая подлость не должна оставаться безнаказанной. Не простится и Шиллингу. Она снова подумала о нем не как об Арсене, а как о Шиллинге. И это немного сняло боль.

Да, не простится. Почему она должна жалеть Шиллинга? Каждому свое — по заслугам. Месяц прятался на их хуторе от милиции, говорил о каком-то Чебурашке, потом намекнул, что тогда, на Аскольдовой могиле, передал этому типу, истинному крокодилу, франки или доллары. Вероятно, милиция охотится за Шиллингом, и она должна сообщить...

Юлия вспомнила вежливого, статного майора, приезжавшего к ней в Дубовцы. Как его фамилия? Хубак или Хабук? По крайней мере, она точно помнит, что из уголовного розыска, и завтра найдет его. Симпатичный майор... Правда, тогда он не откликнулся на ее попытки пофлиртовать, может, был в плохом настроении или служебное рвение слишком мешало ему, все может быть, но он, безусловно, симпатичный...

Юлия приободрилась, смахнула с ресниц слезы — жизнь снова начинала нравиться ей.

20

Хаблак нашел парторга в одной из времянок, стоявших вблизи карьера. Седой суровый человек с поклеванным оспой лицом оторвался от бумаг, в которых делал карандашом пометки, и смотрел на майора, казалось бы, равнодушно, однако Хаблак уловил в его глазах любопытство — еще бы, видно, нечасто приезжают сюда такие гости.

— Мне сказали в райкоме, — начал Хаблак, — что я целиком могу положиться на вас, Герасим Спиридонович.

— На то я и парторг, — ответил тот с чувством собственного достоинства.

— То есть можно говорить открытым текстом?

— А вы это редко делаете?

— Смотря с кем.

— Понимаю, — улыбнулся Герасим Спиридонович, — абсолютно вас понимаю. Такая уж профессия... Так что же привело вас к нам?

— Имеем сведения: у вас в карьере не все в порядке со взрывчаткой.

— Как так? — сразу стал серьезным парторг. — Взрывчатка — это серьезно, и милиция без веских аргументов вряд ли заинтересуется этим вопросом.

— Попала в чужие руки.

— И?..

— Единственное, что могу сказать: обошлось без жертв.

— Уже легче.

— Мы очень надеемся на вашу помощь.

— Но кто же?.. На кого падает подозрение?

Честно говоря, Хаблаку не хотелось называть фамилию Червича, но в райкоме ему сказали, что может полностью довериться парторгу — ветеран войны, человек честный и принципиальный. Все же поколебавшись секунду или две, сказал:

— У вас работает начальником участка Дмитрий Лукьянович Червич?

— Есть такой.

— Не могу утверждать, но возможно, он.

Парторг задумался. Даже зажал на какой-то миг в зубах неотточенный конец карандаша. Наконец ответил:

— У нас вообще-то взрывчатка под контролем. Придерживаемся инструкции. Но, сами понимаете, когда рвешь камень, по-всякому бывает. Люди свои, как не доверять? Над каждым шурфом не будешь же стоять, потому, прямо скажу, все может быть...

— А Червич?

— Ничего парень, немного разболтанный, однако особых замечаний нет. — Парторг еще покусал кончик карандаша и сказал: — Я сейчас бригадира Лучкая позову, с ним поговорим.

Ему было виднее, и Хаблак согласился.