Скифская история. Издание и исследование А. П. Богданова

В качестве последнего штриха трагедии самопожертвования, разыгравшейся на глазах будущего автора «Скифской истории», следует вспомнить, что младший сын Ромодановского уже давно находился в крымском плену и подвергался истязаниям всякий раз, когда отец бил татар. Зная о страданиях Григория Григорьевича, царское правительство никогда не сомневалось, что они не заставят полководца щадить противника. И эта многолетняя жертва Ромодановского выглядела напрасной, когда он подчинился указу оставить Чигирин…

Гибель Чигирина – подлинная трагедия, в которой столкнулись не правда и неправда, а святая истинная правда каждой из сторон. Воины царя и султана честно сражались и умирали за веру, государя и отечество. Великий визирь Кара-Мустафа принял уничтожение крепости как условие мира царя Федора Алексеевича, подготовленное В.В. Голицыным, и фактически свернул кровавую, бессмысленную войну за выжженную землю Правобережья. С точки зрения воинов, тайная политика, узнай они о ней, выглядела бы злодейством. Но те, кто вел эту политику, спасли и жизни людей, и благополучие своих государств[191]. Достигнутый в результате трагедии мир стал лучшим выходом из справедливой и священной с обеих сторон войны. Именно это Лызлов запомнил на всю жизнь, хотя даже мир обошелся России недешево.

Война и мир

«Разорить и не держать Чигирин отнюдь невозможно, и зело безславно, и от неприятеля страшно и убыточно», – заявлял царскому представителю Тяпкину Ромодановский еще в 1677 г. Он был прав: последствия чигиринской трагедии пугали. При вестях о ней беспокойство охватило россиян; патриарх Иоаким 26 августа 1678 г. призвал страну молиться за государя «и за вся люди от нахождения варваров»[192]. Московское правительство, по обыкновению, пыталось представить кампанию победоносной; свои потери убитыми определялись в 3290 человек, ранеными – в 5430 человек, тогда так турецко-крымские – в 30–60 тысяч[193]. Однако же Ромодановскому было опасно показаться в Москве, «чтобы народ не взволновался; так сильно против него негодование»[194].

В Малой России страх и возмущение были гораздо сильнее. Обвиняли вместе с Ромодановским гетмана Самойловича – и не без оснований. Князю Григорию Григорьевичу было велено согласовать «Чигиринское сведение» с гетманом: прежде тот резко выступал против этой акции, но, по-видимому, учитывал роль Чигирина как ставки правобережных гетманов-соперников. Когда после ухода армии Кара-Мустафы значительная часть Правобережья перешла на сторону Юрия Хмельницкого, Самойлович попросту приказал согнать оттуда население на Левый берег и выжечь оставшиеся города, местечки, села и хутора[195].

Важным средством пропаганды не только для Малороссии, но для всего Российского государства был издаваемый центром просвещения Восточной Европы «Синопсис»: первая печатная книга по истории Руси. В 1678 г. Киево-Могилянская коллегия предприняла второе издание этого популярнейшего произведения, дополненное описанием разгрома Ибрагим-паши (глава «О первом басурманском приходе под Чигирин»). Следующее издание (Киев, 1680), содержавшее описание героической битвы за «Чигиринскую гору» в 1678 г., подчеркивало исконную драматичность борьбы с басурманами[196] и оправдывало жертвы, принесенные на алтарь свободы[197].

Скифский фактор

Возмущение Малороссии было учтено царем Федором при принятии тяжкого решения оставить Чигирин и постепенно «утишено». Неожиданной для государя была острая реакция вроде бы спокойных мусульманских подданных России, воспринявших падение Чигирина как признак слабости «Белого царя». «Твой, великаго государя, город Чигирин турские и крымские люди взяли и твоих государевых людей побили, – доносили Федору Алексеевичу о мотивах вспыхивавших тут и там восстаний, – а они де потому и будут воевать, что их одна родня и душа: они де, турские и крымские – там станут битца, а они, башкирцы и тотара – станут здесь (в Приуралье и Сибири. – А. Б.) битца и воевать»[198].

Проявившийся в границах державы мусульманский фактор потонул в более широкой и мощной волне восстаний кочевых народов, прокатившейся по стране в 1678–1679 гг. Возмущением были затронуты, используя принятое в XVII в. официальное определение, инородцы самых разных вероучений и языков: калмыки, татары, башкиры, киргизы, ногайцы, тувинцы, тунгусы, ханты, самоеды, коряки и т. п. от Поволжья и Урала до Даурии и Камчатки. Обычные для царя Федора Алексеевича энергичные меры по защите инородцев от «обид» и сыск «неправд» русских властей, требования даже «к иноземцам держать ласку и привет» и предоставлять оным «жить по своей воле» перемежались кровавыми боями русских с кочевниками на огромных просторах[199].