Скифская пектораль

Эти недетские глаза видели и знали то, чего не видел и никогда не узнает Владимир в своей сытой беззаботности. Он понимал разницу между собой и голодными грязными детьми. И потому опустил глаза. Ему стыдно было за свой безупречный костюм, за белый воротничок и за чистый носовой платок в кармане. Ему стыдно было за счастливое детство и за то, что никогда не доводилось тянуть свою замурзанную ручонку, чтобы получить грош на пропитание. Ему было стыдно за то, что он никогда не видел своего отца пьяным или оскорбляющим своих домашних; за то, что на него ни разу не повысили голос; за то, что его отец и мать все уик-энды и отпуска проводили с ними, своими детьми; за то, что им читали книжки на ночь и каждый день проверяли тетрадки; за то, что были в курсе их школьных дел и принимали у себя их школьных друзей; да наконец за то, что вдоволь поел мороженого. Всего этого не знают дети, которые смотрят на него, холёного, благополучного. Как легко отмахнуться от них, сказав себе, что это – их проблемы, а вовсе не твои, и на том успокоиться. Но так не бывает: всё в этом мире взаимосвязано. Когда-нибудь Владимир обязательно встретит девушку своей мечты (она будет похожа на ту, чьё фото стоит у него на письменном столе – со взглядом в никуда), у них будут дети, он хотел, чтоб как у его родителей: мальчик и девочка. Он отдаст им всю свою душу, вложит в них всё, всю свою жизнь подчинит своим детям, ведь дети – это главное, что мы оставляем после себя. Его дети никогда не будут голодать, никогда не будут ни в чём нуждаться, никогда не выйдут на улицу с протянутой рукой. Но если однажды они, опрятные, аккуратные, благовоспитанные, встретят на своём пути вот этих, грязных, грубых, неумытых, которые сейчас сверлят глазами Владимира?… Сегодня они просто голодные оборванцы. А завтра? В кого превратятся озлобленные жизнью волчата? А ведь они будут мстить тем, благополучным, за то, чего сами никогда не имели. Они предъявят свой, бандитский счёт. И мы будем по нему платить. Ни один человек, ни общество в целом не сможет защитить себя от них, потому что когда-то это общество само не захотело дать им то, что они потом возьмут сами с помощью ножа, кастета, пистолета. Сегодня общество отвернулось от них, не считая их проблемы своими, но завтра они заставят посмотреть на себя, но уже другими глазами. И общество, даже если оно очень не хочет, вынуждено будет вспомнить о проблемах таких детей. К сожалению, для кого-то уже будет поздно. Загубленных душ не вернуть. Так, может быть, эта секта, пусть цинично лживая, пусть с пастором-клоуном, но всё же дающая хоть какой-то нравственный ориентир в жизни – единственное спасение для этих детей? Для них это единственная тропка к Богу с его заповедями: не убий, не укради, не желай чужого, возлюби ближнего своего, как себя самого… К тому же, здесь они могут получить не только духовную пищу, но и материальную. Отцы-настоятели вовсю стараются, привлекая новых членов, потому не скупятся на дармовые обеды. Если наследство деда Егора пойдёт на ежедневную бесплатную миску супа для этих истощённых детей – может, так тому и быть?… И тогда секта имеет право на существование?… Ради спасения детских душ. И ради спасения их будущих потенциальных жертв, которые обязательно будут, если сегодня не поставить маленьких волчат на правильный путь.

А в зале уже торжественно собирали деньги – пожертвования «церкви». Под нежную музыку по залу ходили нарядные детишки из семей верующих с коробками на длинной палке и подсовывали каждому их присутствующих. Хочешь – не хочешь, а приходилось туда что-нибудь бросать. Владимир тоже опустил монетку, убеждая себя, что эти деньги пойдут не на банковский счёт пастора, а на питание обездоленным.

Потом на сцену вышли певцы, музыканты и все пели.

– А теперь каждый сдаёт десятину! – прозвучал командный голос пастора.

– Что такое «десятина»? – спросил Владимир у соседа.

– А это, молодой человек, десятая часть ваших доходов, которые вы должны ежемесячно или еженедельно отдавать церкви.

– Десятая часть зарплаты?!

– Не только зарплаты, но и всех других доходов, коие у вас имеются.

Верующие уже столпились возле заместителей пастора, желая добровольно расстаться со своими кровными. Глядя на людей, стоящих в очереди с целью отдать жуликам свои деньги, Владимир подумал о глупости человеческой. Потом вспомнил о голодных детях и успокоился.

Он подошёл к пастору. Буйный приступ у того прошёл, он угомонился, пришёл в себя и с благодушной улыбкой взирал на весь окружающий мир.

Владимир поздоровался и представился:

– Мой дед Егор Бобров посещал вашу… ваши собрания. Я как родственник, внук, хотел бы получить объяснения по поводу его неожиданной смерти и получения вами его состояния.

– А ваш дедушка умер? – притворно удивился пастор, вытирая рот платочком. – Примите мои соболезнования.

– Я хотел бы знать, почему он умер после посещения его вашей медсестрой.

– Вам лучше, чем мне, известно, сколько лет ему было. Он умер от старости. А наша медсестра ходила к нему три месяца и прежде ничего с ним не случалось.