Скифы и Сфинксы (выпуск №7, 2011г.)

Нужно подчеркнуть, что семилетний период пребывания Гомера в Египте с 629 по 621 гг. до н.э. и еще год в Финикии у родителей своей матери в г. Сидоне (Сайда), сыграл решающую роль в его духовном росте (см. А. Золотухин, «Гомер. Имманентная биография», Николаев, 2001). Находясь на службе у Псамметиха I, он имел возможность познакомиться с самыми выдающимися учеными и жрецами Египта. Разумеется, он видел у пирамид Гизы Сфинкса. Но, пожалуй, самым главным было то, что он познакомился с литературными произведениями шумеро-аккадской, египетской,  древнееврейской литературы, собрал сведения об Атлантиде, а также по географии и астрономии. Именно после знакомства с Пятикнижием Моисея, он присвоил себе имя Гомера, как далекого своего предка киммерийского рода, из которого происходил он сам, чем очень гордился и потому не считал себя варваром по сравнению с греками. С древнееврейского языка имя Гомер переводится, как «законченность, совершенство». Разумеется, в своем творчестве Гомер пользовался только древнегреческим толкованием этого имени, которое, однако, имеет два разных перевода: «слепец» и «заложник». Для того чтобы уйти от толкования его имени как заложника,  Гомер в своих мифах и эпосах ввел таких слепых певцов-пророков, как Финей («Аргонавтика»), Демодок, Тиресий («Одиссея») и Тамир Фракийский («Илиада»). Это дало повод изображать поэта слепым. На самом деле, его творчество свидетельствует, что он не только не был слепым, но, прежде всего, действительно, был заложником своего варварского происхождения, что в значительной мере усложнило признание его произведений в Греции. Именно это и вынудило Гомера публиковать свои труды под первым в истории европейской литературы псевдонимом грека Гесиода.

Парадоксальную ситуацию, сложившуюся в связи с отсутствием биографии Гомера, невозможно объяснить ничем другим, кроме как его варварским происхождением. Если бы Гомер на самом деле был греком, как это принято сегодня считать, то что могло ему помешать написать свою биографию?  Вслед за этим возникает еще более странный вопрос: почему многие выдающиеся современники Гомера, такие, как Фалес, Анаксимандр, Нестор, Солон и Писистрат (последние учредили даже Панафинеи с публичным чтением на них «Илиады» и «Одиссеи»), некоторые из них знали его лично, и почти все знали, где он жил, но они тоже не оставили никаких свидетельств об этом – почему? Ведь при той популярности его произведений, какую он имел при жизни, даже скромная его биография, написанная им самим или его современниками, вызвала бы в Греции колоссальный интерес. В связи с этим возникает и третий, вполне естественный и логичный вопрос: чем объясняется это тотальное молчание, как самого Гомера, так и его современников? Почему молчали не только современники, но даже их далекие потомки, которым они наверняка изустно передали подлинные сведения о Гомере? О скифах не будем говорить – у них не было письменности, хотя они знали и почитали Гомера. Из «Борисфенитской речи» Диона Хрисостома (ок. 40-120 гг.), записанной в Ольвии в 95 г. н.э., т.е. через 700 лет после жизни Гомера, где он с удивлением (в Греции этого не было!) отметил, что почти все граждане читают Гомера, знают наизусть «Илиаду», и почитают Ахилла как божество. Нам теперь уже ясно, почему ольвиополиты, будучи земляками Гомера, так ревностно относились к нему и его брату Ахиллу. Но, спрашивается, почему Хрисостом, употребив оборот «ваш Гомер», ни словом не обмолвился о том, что Гомер был их земляком?

Парадоксальную ситуацию, возникшую вокруг биографии Гомера, разрешает одно очень важное высказывание современника Гомера, первого греческого философа, одного из семи мудрецов Древней Греции, Фалеса Милетского (624-546 гг. до н.э.), который говорил: «За три вещи благодарен я судьбе: во-первых, что я человек, а не животное; во-вторых, что я мужчина, а не женщина; в-третьих, что я эллин, а не варвар». Итак, парадокс объясняется просто – Гомер в глазах греков был варваром, т.е. по определению иноземец, бескультурый, грубый, изъясняющийся на непонятном языке. Родоначальник древнегреческой культуры был варваром?!  А вот с этим греки никак не хотели соглашаться! Гомер это понимал и, судя по всему, внешне принимал, но внутренне не мог согласиться с этим, ибо любил свою родину: «Сладостней родины нет ничего и родителей милых».