Скифы пируют на закате

Со своего места у окна Скиф не мог разглядеть ни марки сигарет, ни того, раскрыта ли пачка или запечатана. Но Догал, темноглазый их хозяин, увидел все. Лицо его вдруг переменилось, покрывшись смертельной бледностью, полные губы дрогнули, а на лбу под тугими завитками черных волос, проступила испарина. Скиф моргнул и в изумлении приоткрыл рот, потом ноздри его затрепетали, впитывая знакомый сладковатый запах, и перед мысленным взором промелькнуло призрачное золотистое видение рощи – ветви и стволы, покрытые нежной, как девичья кожа, корой, огромные грозди ягод, полных сока, гладкий купол над аккуратными шаровидными кронами…

Он дернулся было к столу, на котором лужицей крови алела маленькая блестящая коробочка, но Сарагоса, метнув в его сторону строгий взгляд, раскатисто кашлянул, и Скиф, расслабившись, опустился в кресло.

* * *

Эту пакость Догал видел не в первый раз!

Куратор готов был поклясться в том всеми звеньями, цепями и кольцами Системы и ее Конклавом в придачу.

Но он разглядел не только помертвевшее лицо Марка Догала, Скиф, агент эс-ноль-пять, его ангел-хранитель, вдруг дернулся, будто пораженный током, пропущенным вдоль позвоночника. Однако ж не Харана, предвестник опасности, встревожил парня! Стоило бросить на него взгляд, как он пришел в себя и спокойно уселся в кресло, лишь ноздри раздувались, точно у почуявшей след гончей. Узнал запах, догадался куратор, и тут же мысль-воспоминание пронзила его: золотистый нектар, золотистое пахучее зелье, золотистые дурманные деревья Амм Хаммата. Как Скиф называл их?.. Пинии?.. Падубы?.. Нет, не падубы… А, падца! Дерево Дурных Снов!

Но сейчас было не время разбираться с амм-хамматскими дурными снами, ибо куратору хватало и земных кошмаров. Один из них разворачивался прямо перед ним: бледный человек с остекленевшими глазами смотрел на алую коробочку, и казалось, что с губ его сейчас закапает слюна.

Зомби! Вылитый зомби!

Эта мысль почему-то привела Сарагосу в бешенство. Он потянулся через стол, крепко стиснул плечо Догала, встряхнул его и рявкнул:

– Узнал? Узнал, недоносок? Вижу, что узнал! Ну так хватит финтить! Рассказывай!

Догал словно бы пришел в себя, взгляд его сделался осмысленным и переместился на покрасневшую физиономию Сарагосы.

– Что… что рассказывать? – с трудом вытолкнул он – Ты о чем это, Петр Ильич?

– Об этой чертовщине, что мне подбросили. – Брезгливо подцепив пачку ногтем, куратор перевернул ее. – И про все остальное! Про зомби, от которых воняло такой же сладкой парфюмерией, про их хозяина и про клиентов, что зачастили к тебе в последние дни! Давай-ка, милый, выворачивай все сюда! – Он ударил по столу кулаком, и красная коробочка подпрыгнула.

Догал неловко растянул губы в ухмылке.

– Не понимаю, Петр Ильич… Что за бес в тебя вселился9 Что за хозяин? Что за клиенты?

– А такие, – с готовностью пояснил Сарагоса. – Один – явный бандюган со шрамом во всю рожу, другие поприличней на вид", но никого из них ты до позавчерашнего дня в приятелях не числил. В этом я уверен! На все сто уверен, любезный компаньон!

– Ты что же, следил за мной? – пряча взгляд, пробормотал Догал.

– Давай сразу договоримся, Марк: вопросы задаю я. Ты отвечаешь, вот так. Понял, нет?

– Не понял. По какому праву ты собираешься меня допрашивать? Что бы я ни сделал, что бы ни сотворил, то – личное… Личное! И к тебе касательства не имеет!

«Ишь как повернул! – промелькнуло у куратора в голове. – Не имеет, э? Ну, ладно, сейчас разберемся, что к чему!» Он воззрился на красную коробочку, уже совершенно уверенный в том, что Догал видит ее не в первый раз. В секретных органах его компаньон не служил, лицедейскому искусству не обучался, а потому бледность и проступивший на висках пот выдавали его с головой. Вид у Догала был жалкий, но сердце куратора не дрогнуло.

– Значит, личное, говоришь? – в раздумье повторил он. – Возможно, возможно… Всякий тешится, чем может… Только это твое «личное», Марк, очень похоже на предательство.

Догал содрогнулся, по щекам его текли струйки пота, губы прыгали, как у эпилептика.

– Я тебя не предавал, Петр Ильич, – с трудом пробормотал он.

– Ты предал всех нас. Всех!

– Кого – всех?

– Людей. Всех людей!

– Я тебя не понимаю… решительно не понимаю, Петр Ильич… Бред какой-то…

– А я думаю, понимаешь, э? И вот что я тебе скажу, Марк, дорогой мой… – Куратор придвинул к себе трость, обхватил набалдашник в форме тюльпана широкими ладонями и пристроил на них подбородок. – Вот что я тебе скажу… Парни мои со всех сторон – и в этой комнате, и на лестнице, и во дворе, так что никуда ты от нас не денешься. Никуда!

– Парни? Твои парни? Какие парни?

– Племяннички! – рыкнул Сарагоса. – У меня, знаешь ли, чертова прорва племянников, и все косая сажень в плечах вроде него! – Он ткнул пальцем в Скифа. – Так что коли ты не припрятал целый полк в сливном бачке, то дело твое труба. Поговорим еще минут пять, а потом возьмемся за тебя по-настоящему.