Скифы в остроконечных шапках

— Важна не жизнь, важно, что именно делает в ней человек, — произнёс Дарий строго. — Вот египтяне, они дают нам пшеницу и золото. Сирийцы одевают нас в тонкое полотно. Корабельные мачты делаются из кедров, выращенных в Ливане. Без кипрской меди была бы нехватка кинжалов и копей. Без хорезмийской бирюзы наши женщины лишились бы лучших своих украшений.

Народы стран трудятся ради пользы и блеска Персидской державы. Можно ли терпеть, чтобы скифы, живущие в домах на колёсах и питающиеся, подобно зверям, мясом растерзанного скота, одни не признавали над собой нашей власти?

— Царь царей и великий царь положит конец скифскому самоуправству, — промолвил Отан и на этот раз усмехнулся. Что означал смешок вазира?

— На скифов в остроконечных шапках! — закричал вдруг Видарна, начальник десяти тысяч «бессмертных». Он ехал за Дарием и слышал весь разговор.

— На скифов! — десять тысяч копий взметнулись кверху, десять тысяч мечей ударили в щиты.

От звона и грохота вздрогнуло синее небо. Быстрые лучики солнца побежали по шлемам, кольчугам и по ножам.

— На скифов! — крик нёсся до самого горизонта и, подхваченный ветром, умчался за край земли.

Дарий остановил коня. Глаза из-под резких прямых бровей с удовольствием оглядели равнину.

Как море во время прибоя, как Нил во время разлива, разливались его войска по необозримой степи. Шла лучшая в мире армия, мощная, дисциплинированная, закалённая. Её составляли не только персы. Спаянные племенными союзами полки покорённых стран входили в её ядро.

Мимо царя царей и повелителя Азии, держа строй, проходили мидийцы. Их оружием были мечи и кинжалы. С тяжёлыми копьями на плечах шли солдаты эламских полков. Двигались лёгкие одноосные колесницы. Впряжённые в них нисийские кони были способны опережать ветер. Шли персы с колчанами за спиной, с изогнутыми луками, висевшими слева.

Ехала конница.

Скифы появились неожиданно. Скорее всего, они вынырнули из длинного оврага-балки. Их было трое.

Увидев надвигавшуюся лавину, они повернули своих низкорослых коней, покрытых кусками войлока вместо сёдел. Но было поздно.

— Первые! — радостно крикнул Дарий и рванулся вперёд.

Отан и Гобрий бросились следом. Ветер ударил в медные шлемы, зазвенел в чешуйках кольчуг. Тонко запели натянутые на скаку луки. Три стрелы, как быстрые молнии, рассекли густой от душистых трав воздух.

Первый скиф рухнул сразу. Второй попытался вцепиться в гриву коня, но пальцы разжались и он покатился в траву впереди своего товарища. Третьему всаднику удалось ускакать, унося в плече вонзившуюся стрелу.

— Ушёл мой колпак, — сокрушённо сказал Отан. Это его стрела не поразила цель. Он стрелял третьим.

— Брось печалиться, мудрый вазир, — расхохотался Дарий. — Скоро из островерхих шапок наших врагов мы сложим целый курган, и не один, если позволят боги.

Глава V Арзак заводит знакомство

У ночи золотых камушков-звёзд без счёта и без числа, у Арзака в сумке лежала малая горстка. С каждым днём она уменьшалась. Стоило камушкам-звёздам раскатиться по небу, приходилось выбрасывать камушек-день. «Днями» Арзак стал называть свои серые кругляши. Зато чем меньше оставалось камушков-дней, тем дальше он с Белоногом продвигался к закату.

Солнце на небе человек не догонит, хоть всю жизнь скачи следом. Цель он достигнуть может. Пусть только не сходит с выбранного пути, будет упорен, упрям, и, когда из дорожной сумки исчезнет последний кусок лепешки, пусть отроет в степи сладкие корни и напьётся горстью из родника.

Путь лежал по безлюдной степи: кочевья отправились следом за Савлием, чужие племена на скифских землях появляться не смели. Только два раза Арзак уловил топот копыт, и оба раза они с Белоногом ныряли в ближайшую балку. Рисковать было нельзя.

К четвёртому дню степь сделалась обжитой. Стали встречаться стада. Пастухи в просторных плащах, опираясь руками на посох, провожали всадника долгим взглядом.

— Хайре — радуйся! — кричали они Арзаку. — Да пошлют тебе боги удачу, да расстелится гладко перед тобой дорога.

Вид пастухов казался мирным. Однако широкополые шляпы бросали на загорелые лица чёрные тени, скрывавшие выражение глаз, и Арзак предпочитал в ответ склонять голову молча. Слова пастухов были ему понятны, но нрава племени он не знал. Улыбка могла прикрывать коварство, привет — обернуться обманом. Проезжая селением, он видел множество ям, перекрытых толстыми плитами. Должно быть, в них хранилось зерно и другие припасы. Но разве трудно бросить в такую яму связанного пленника?

Арзак держался настороженно, всё подмечал.

Дома то и дело теперь обступали дорогу. Были они не больше шестиколёсных кибиток, крышей служила побуревшая на солнце солома. А на склонах оврагов, среди акаций, Арзак увидел лежавшие на боку ровные глиняные бочонки. Над ними роились подвижные чёрные тучки. Бочонки предназначались для пчёл.

Постепенно дорога, стала заполняться. По колеям, выбитым в каменистой почве, затарахтели колёса. Застучали деревянные подошвы сандалий. Заклубилась поднятая копытами серая пыль.