Скинхед

— Не знаю, как насчет школы, но вот на работу ты точно опаздываешь, — но я знаю старый способ направить мысли мамы в противоположную сторону от моего жития, потому киваю на старенькие ходики, которые висят на стенке кухни с самого моего рождения.

— Ой, и правда, чего это я ту расселась? — спохватывается мама, и торопливо отхлебнув напоследок уже остывшего чая, чмокает меня в щеку. — Будь умницей.

* * *

Первым в тесном школьном коридоре ко мне подлетает Федька. Лучше и не придумаешь. Чувствует свою вину, тараторит, загладить хочет. Ну-ну…

— Привет, братан. Как дела? — И сразу заметив мою обновку: — А это у тебя откуда? На Учителе вчера была такая же…

Под насмешливым моим взглядом, этот товарищ не в силах скрыть восхищения и досады:

— Черт, Артем, неужели Учитель подарил? Сам?!

Звенит звонок на урок, и я, махнув на прощанье рукой, удаляюсь от друга, физически ощущая холодок, возникший между нами.

— Увидимся на большой перемене, не хочу опаздывать, у нас математика, — еще бы единственный урок, на котором мне по-настоящему интересно.

Да и математичка Елена Андреевна интересная старушенция. О ней даже заметка в газете была о том, как она уроки алгебры и геометрии в увлекательное шоу превращает. Если честно, шоу у нас обычно на уроках истории бывает, но корреспонденту об этом мы говорить не стали. Елену Андреевну в прошлом году даже хотели выдвинуть на звание заслуженного учителя. Хотели ее, а выдвинули директора, хоть та давно дорогу в класс даже с компасом не найдет. Все думают, что мы тупые и ничего не замечаем, а мы лучше всех знаем, чем школа живет. Звонок еще звенел, когда я вбежал в класс, и, привычно двинув Кольке по шее, сажусь за свою парту. Колька полез было, дать сдачи, но Елена уже сидит за своим столом и строгим взглядом осадив нас, начинает перекличку. Я снимаю куртку и бережно вешаю на спинку стула. Вот задача — и на химии сорок пять минут, и на истории, и на алгебре. Только почему-то на истории и на химии они тянутся по десять часов, а на алгебре пролетает мгновенно. У нас сегодня — модульные неравенства. Их я щелкаю, как семечки, одно удовольствие.

На большой перемене, надев куртку, мчусь к учительской, чтобы выяснить, в каком кабинете урок у Иры. Через секунду я уже на третьем этаже, начинаю вертеться перед ее классом. Она появляется вскоре со своими подружками и, скользнув взглядом мимо меня, проплывает в кабинет: стройная, неприступная, с длинными красивыми ножками. Словом, классная. Таких у нас в школе больше нет, она настоящая русская красавица. Как сказал русский поэт, посмотрит — рублем одарит… У нее в уголке рта остались крошки, и кто-то из девчонок ей это подсказал, она провела кончиком языка по губам, это тоже было классно, я почувствовал возбуждение. Ира скрылась за дверями, а я еще долго сверлю их глазами, как будто можно незаметно проскользнуть тенью в класс, к ней за парту. Однажды мы у Федьки смотрели порнуху, там точно такая же красотка была. Что она вытворяла с мужиком… Брюки мне, явно, стали тесными. Черт, а ведь Ира даже не взглянула на меня. И куртка не помогла… Ладно, где наша не пропадала. Еще не вечер… Она еще пожалеет, что не обращала на меня внимание. Вот стану таким же, как Учитель.

Мимо пробегает какой-то первоклашка с ранцем большим, чем он сам, чернявый, кучерявый, с носом, которым уже сейчас можно толкать паровоз. Увесистый пинок под задницу надолго отобьет у него охоту вертеться под ногами. Пусть валит в свой Чуркестан и бегает там, сколько ему влезет. Ишь, разбегался. От удара кучерявый шлепается об стенку, оглашая школу пронзительным визгом. Тут же с воплями подлетает завуч.

— Иванов, как не стыдно маленьких обижать! До чего дошел, первоклассника избил. Я сегодня же твоего классного руководителя в известность поставлю, — она так верещала, что у меня заложило в ушах. — И чтобы завтра мать в школе была, у Майи Михайловны!

Направляясь к себе в класс, с досады наношу удар-буравчик по стенке, как учит Никита. А косточки на изгибах у меня уже будь здоров. Скоро стенку смогу пробить! И откуда только взялся этот шмакодявка? Нет, вы посмотрите, есть в этом мире справедливость? Я же его слегка «погладил», а он воплями всю школу на ноги поднял. В следующий раз отколошмачу так, что ему небо с овчинку покажется. Во всяком случае, мне обидно не будет. Правда, я его не запомнил — эти черномазые все на одно лицо для меня, а их у нас в школе немало, но я его по ранцу найду, он у него кожаный, с логотипом фирменным. Чем же его пахан занимается, что может сынку такую дорогую сумку купить?