Скинхед

– Слушай, – мозг Стырова наконец окончательно проснулся и заработал в полную силу, – так это нам на руку! Он теперь из кожи вылезет, но такое обвинение обеспечит, что страна вздрогнет! Это же то, чего мы хотели! Так?

– Так-то оно так, – согласился Трефилов, – если выживет.

– Что, так плох?

– Не то слово. Потеря крови критическая. Его нашли случайно, в три ночи, сколько он часов в подворотне пролежал, неизвестно. Без сознания, пульс не прощупывался. Сначала ментов вызвали, а те уже «скорую». Эскулапы глянули – труп. И – в морг. Тут менты наконец удосужились документы разглядеть. Всполошились. Короче, разбудили дежурного врача, чтоб осмотрел. Тот и обнаружил, что сонная артерия вроде еще пульсирует. Срочно в реанимацию. В общем, фильм ужасов.

– Ну, раз в реанимации – вытащат. Следи за процессом.

– Потому и звоню. Ему необходимо срочное переливание, а крови нужной нет.

– Как это – нет крови? – оторопел Стыров. – Пусть в других больницах поищут. Со станцией переливания свяжутся. Он нам живой нужен, слышишь? Слишком много узелков на нем сходится.

– Да ищут уже. Всех на ноги поставили. У него группа очень редкая, а сегодня, как назло, два случая тяжелых – роженица в Отто и ребенка сбили на улице, он в Мариинской. Вся нужная кровь туда и ушла. Врачи говорят, так всегда бывает по закону парности.

– Какому закону?

– Ну, типа, беда не приходит одна. Я тут за последний час столько информации получил, диссертацию по проблемам переливания крови могу писать. Можете себе представить, у нас сейчас на тысячу народа всего тринадцать доноров! В два раза меньше, чем в Европе.

– Капитан, – оборвал его Стыров, – ты хочешь меня завербовать в научные оппоненты? На кой хрен ты мне это говоришь? Раз доноры есть, пусть найдут нужного! Помоги, в конце концов! Возьми машины, ребят, адреса пробейте, учить надо? В прокуратуре-то знают? Чего не чешутся? Или спят и видят, как на поминках шефа погуляют?

– Да нет, все уже на ногах. Только толку мало. Не ведется у нас учета доноров, товарищ полковник, в том-то и дело! Ни единой информационной базы, ни резерва крови...

– Ты хочешь сказать, канава?

– Типа того. Засада со всех сторон. Тут в реанимации доктор работает, у него та же группа, так отдыхать уехал! Вроде последний раз какому-то больному много крови отдал, больше, чем положено, сам чуть коньки не двинул, его и отправили в отпуск.

– Трефилов, – чуть не зарычал полковник, – ты сейчас кто – капитан разведки или Путятя? Мозги твои где? Если есть человек, которому этот доктор давал кровь, значит, есть донор!

– Шеф, – нисколько не обиделся капитан, – вы – гений!

Ложиться больше Стыров не стал. Принял душ, заварил чай, сделал бутерброд с сыром, и только-только вознамерился откусить, снова заголосил мобильник.

– Товарищ полковник, извините, – голос Трефилова был серьезен и строг, – мы нашли того больного, которому доктор давал кровь.

– Ты теперь меня о каждом прокурорском пуке информировать станешь? – желчно поинтересовался Стыров. – Нашли – действуйте.

– Товарищ полковник, это Баязитов.

– Баязитов-хренозитов... Что?!

– Вот именно. Его уже готовят к прямому переливанию.

Стыров отодвинул чай и бутерброд – расхотелось.

Какие фортели иногда выписывает жизнь... Ни в какой спецоперации не предусмотришь, будь ты хоть сто раз гений.

Трагичность происходящего в данный момент волновала полковника мало. Драки, смерти, кровь – это обыденность, ничего интересного, а то, что закрутилось вокруг – или внутри? – этой банальной, в общем-то, истории, представлялось настолько красивым и высоким, что дух захватывало. Вот и говори потом, что Провидение не вмешивается в наши грешные дела...

Обвиняемый в убийстве бандит-скинхед сейчас ценой своей крови спасает жизнь своему главному обвинителю – городскому прокурору, человеку, который мог бы стать его отцом, но бросил его в младенчестве.

– У-ух! До чего элегантно! – шумно втянул воздух Стыров и благодарно перекрестился. – Спасибо, Господи! Я всегда знал, что лучший профессионал в нашем деле – это Ты.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Ваня не понимает, куда его везут. Вроде бы и не спит, но от уколов, которые теперь ему ставят каждый вечер, голова вообще не возвращается в нормальное состояние. Постоянные шумы и вязкость. Сама черепушка – то звонкая и маленькая, как серебряный елочный шарик, то огромная, тяжелая и неровная, как голова у снеговика. Зато ничего не болит. Ни тело, ни руки, ни ноги, ни сама голова. Такое ощущение, что их просто нет. Вроде как Ваня – это неподвижное бревно, корявое и сучкастое, чтоб не скатиться с кровати. А в другой раз вроде и не бревно, а большой воздушный шар, заполненный густым киселем. Кисель перекатывается, побулькивает, вот-вот выльется, но не выливается, потому что шар туго завязан у самого подбородка. Но все равно надо быть очень осторожным, чтоб не наткнуться на острый сучок и не проколоть тонкую оболочку. Выльется кисель, станет мокро, все подумают, что Ваня под себя сходил. Стыдно.