Так, дальше правила, как себя вести. Если встретишь черножопого с русской девушкой... Снова не то, тут и дураку понятно: чурке накостылять, а девушку не трогать! Дальше о необходимости активной деятельности на благо организации – расклейке листовок, распространении литературы, дружбе с братьями по разуму, вернее, по расе. А, вот, кажется дошел.
«Ну вот, – Ваня удовлетворенно улыбается, – конечно, свои не дадут меня в обиду! И я против них слова не скажу. Хоть пытайте!»
Они отпрыгнули друг от друга, расплескав полванны на зеркальный пол, застыли в потрясении: кто?
– Алексей, ты здесь? Открой! – раздался высокий требовательный голос. – Ты там с кем?
– Предки... – скривился побледневший Алик, – раньше приехали. – И заозирался в поисках одежды.
А откуда одежда? В ванную-то прискакали нагишом!
– Не открывай! – вцепилась в него Валюшка, видя, что любимый обматывает бедра полотенцем.
– Ты чё? – покрутил тот пальцем у виска. – Жить, что ли, тут собралась? На, прикройся! – И он подал ей пушистый розовый халат, висевший в углу.
Щелкнула задвижка. Открылась дверь.
– Так.. – На пороге возникла высокая красивая дама. Именно дама. Короткая стрижка, брючный костюм, ярко накрашенные губы. – У нас, оказывается, гости? Молодец, сын. Родители за порог, а ты полный дом шлюх натащил! Да еще и мой халат дал! А ну, милочка! – И дама одним движением сдернула с Валюшиных плеч махровое прикрытие. Халат угнездился в ногах розовой тучкой, дама брезгливо пнула его ногой. – Теперь только на выброс. Спасибо, сын. Откуда? На Московском вокзале подцепил? – Она презрительно оглядела голую девушку, присевшую на край ванны и обхватившую себя руками.
– Это... – сипло выдавил потрясенный Алик, – это... Валя... – И вдруг голосом неожиданно твердым, сорвавшимся в фальцет, задиристо закончил: – Моя невеста!
– Кто? – послышался из-за двери густой мужской бас. – Невеста? – И в проеме возникла еще одна фигура, мужская. Крупное темное пятно без лица, с блесточками очков где-то под самым косяком двери.
Теперь среди троих одетых людей, даже Алика в полотенце вполне можно было считать таковым, Валюта, единственная, сидела совершенно голая, дрожа то ли от холода, то ли от стыда, и наблюдала, как под ее мокрой косой, свисающей к самому полу, собирается лужа воды.
– Так, нечего тут голыми девицами любоваться, – выговорила дама, оттесняя темное пятно от двери. И тоном, выражающим верх ледяного пренебрежения, обратилась к сыну: – Одень... невесту! И проводи до выхода.
Алик снова обернул Валюшку в розовый халат и протащил мимо родителей к себе в комнату. Пока она одевалась, путаясь в рукавах и застежках, он, едва натянувший брюки, как заведенный бубнил:
– Не бойся. Сейчас я им все объясню. Не бойся. Сейчас я им...
– Не надо, – просила Валюша, – я пойду...
– Конечно, пойдешь, милочка, – снова возникла на пороге дама, теперь уже безо всякого стука, – только сумочку свою мне покажи, мало ли что там из моих украшений затерялось...
– Мама! – заорал Алик, увидев, как побледневшая Валюта покорно протягивает свою потрепанную джинсовую сумку. – Мама! Не смей! Это, правда, моя невеста! Я женюсь!
– Ну, сегодня уже, слава богу, не успеешь, – спокойно улыбнулась дама, – ЗАГСы закрыты, а завтра с утра к венерологу пойдешь.
Валюша отшатнулась, будто ее с размаху ударили по лицу, стукнулась спиной об Алика, оттолкнулась и бросилась вон. В коридоре подхватила свои сапожки, разбросанные на полу еще с вечера, и лихорадочно стала крутить дверные задвижки. Одну, другую, вправо, влево – никак!
– Помочь? – образовалась у плеча дама.
– Алла, да отпусти ты ее! – снова возник из глубины квартиры мужчина. – Подумаешь, с кем не бывает! Ну, вырос наш сынок, захотелось сладенького... Весна! Гормоны играют.
– Короче, – одетый в свитер и пиджак Алик, в нахлобученной на макушку шапке-ушанке, отодвинул мать, обнял за плечи Валюту, – мы уходим вместе.
– Позвольте спросить – куда? – смерила его насмешливым взглядом мать. – На вокзал?
– В общежитие, – гордо ответил сын.