Скинхед

За дверью какой-то шум, голоса. Ваня не прислушивается и так ясно: пришли уколы делать. Или еду принесли. Зачем ее носят? Он все равно ничего не ест. Не может. Сунет в рот ложку каши – горько. И котлеты горькие, и капуста. Чего они туда кладут? Может, тоже какое лекарство? Тут не больница, кушать никто не заставляет. Принесут – унесут. Сначала, правда, ругались, так Ваня приспособился: попробует и в унитаз. Дома поест, материного, привычного. Скорее бы. Он уже понял: если больше спать, то время проходит быстрее. Да лежать всяко лучше, голова хотя бы не кружится.

Ваня ложится, отворачивается к стене.

– Вот тут постой, – слышит он недовольный мужской голос, – сейчас узнаю.

– Давай-давай! – щебечет кто-то очень знакомый. Ваня не видит, что происходит за дверью, и разговора почти не слышит, так, бу-бу-бу.

– Товарищ капитан, у нас гости, – оповещает в мобильник дежурный.

– Какие гости? – удивляется трубка. – Откуда? Следак, что ли?

– Нет.

– Адвокат? Чего кота за яйца тянешь, говори!

– Девчонка. Подружка его.

– Какая еще подружка? Кто пустил?

– У нее пропуск, прокурором подписанный.

– Чего? – трубка удивленно свистит. – Интересно... Так-так-так, задержи ее. Буду минут через сорок.

– Проходи, – голос прямо в окошко. – И без глупостей! Я все время за вами наблюдаю.

– Давай-давай, – радуется тот же очень знакомый голос.

По камере пролетает холодный ветерок из отрывшейся двери, топ-топ-топ – прямо к койке.

– Ванька, привет! Спишь, что ли? Вставай. Смотри, что я тебе принесла!

Алка? Откуда? Кто ее пустил в тюрьму? Это у него, наверное, опять глюки. Сколько раз уже такое было. То ночью проснется от того, что Алка лежит рядом и теребит «ваньку-встаньку», то голос ее прямо в ухо всякую ерунду шепчет, от которой тело становится мягким, как Катюшкин пластилин, и начинает знобко колоться, как будто кто-то провод с током к спине поднес.

– Во, блин, засада! – Алкина рука теребит Ваню за плечо. – Приехать не успела, сразу к нему, а он дрыхнет... Уйду, если выпендриваться будешь!

Ваня поворачивает голову. Глюк? Нет. Живая Алка. Красивая, как с картинки, темная, как шоколадка. А зубы сияют, будто она негритоска.

– Ну? – Алка садится на кровать. – Онемел, что ли, от счастья? Гляди! – Прямо перед лицом Вани оказывается что-то странное – темно-зеленое, шипастое, будто кактус из горшка вытянули и за хвостик подвесили. – Это я тебе с Бали привезла. Прикольно, да?

– Откуда?

– Бали, остров такой есть. Видал по ящику рекламу Баунти? Это реально там. Меня предки возили. Мозги прочищать.

– Там лето, что ли? – недоумевает Ваня, оглядываясь на белое окно.

– Ты чё, вообще тупой? – Алка хохочет. – Там всегда лето!

Ваня молчит. Он не понимает, как это так странно течет время: он тут один, кажется, совсем и недолго, а Алка за это время успела скататься черт-те куда, где лето, и загореть.

– Ванька, я соскучилась, жесть! – Алка хитро оглядывается на дверь с раскрытым решетчатым окошком, сквозь которое на них пялятся любопытные глаза. – А у тебя тут и спрятаться негде. Беспонтовое место.

– Как тебя пустили? – наконец разлепляет губы Ваня. – Никого не пускают, даже мать. Это же тюрьма.

– Сам ты тюрьма, – хихикает подружка, – пропуск достала! – И запускает руку Ване под одеяло. – Ну-ка, где там наша неваляшка? Ва-ань, – капризно надувает она губы через секунду, – чё такое? Чё за прикол? Чё он не встает?

– Не знаю, – Ваня смущается и виновато пожимает плечами. – Может, от уколов? Вчера все нормально было.

Он и сам свято верит тому, что говорит. Ведь вчера? Или позавчера? Или... какая разница? Он проснулся от того, что в постели было мокро, как раз снилась Алка. И потом, у него вообще никогда не было, чтоб не вставал...

– Вчера? – Алла настораживается. – А ну, колись, с кем ты тут трахаешься? На санитарку какую-нибудь меня променял?

– Да нет тут санитарок, – оправдывается Ваня – вообще одни мужики.

– Здрасьте! – успокоенная Алка всплескивает руками. – Ты чё, на мальчиков перешел?

Они оба смеются, и подружкина рука продолжает дергать и мять сонного «ваньку-встаньку».

– Я буду не я, – хихикает Алка, – если не встанет! И ты давай помогай. Чего, зря пришла, что ли? Смотри, как я загорела. – Она приподнимает свитер, обнажая красивый плоский живот с лаковой пуговкой пупочка, украшенного колечком пирсинга. – Ну? Нравится?

– Очень! – улыбается Ваня.

– У тебя одна-то рука есть, чего застыл? – Подружка всовывает безвольную Ванину кисть себе под юбку, прямо меж горячих, облитых медовой гладкостью ног.

Ване становится жарко, аж до пота на лбу, он поднимает глаза и натыкается на настороженный взгляд из-за смотрового окошка двери.

– Алл, он смотрит.

– Кто? – Подружка оглядывается. – Во, гад! Ну, ладно. – Она легко поднимается, берет с постели тот самый страшненький балийский кактус, идет к двери. – Извините, – улыбается она охраннику, – у вас нож есть? Я из Бали презент привезла, дуриан называется. Это самый дорогой фрукт в мире. И самый вкусный. Лучшее средство для мужской силы. Хотите попробовать? Вы его там разрежьте сами, а нам половину отдайте.