Skinова печать

Игнат привел Крюкова на место встречи членов «Языческого братства» и ушел, чтобы не засветиться, хотя в этот час Парк культуры и отдыха имени Кутузова еще совершенно безлюден. Налетевший порыв холодного ветра заставил Крюкова поежиться. Он стоял на высоком, продуваемом всеми ветрами берегу Москвы-реки возле памятника знаменитому полководцу Кутузову. На постаменте красовались выведенные белой краской свастика и надпись: «Фельдмаршалу — за сожжение Москвы».

Опер переместился поглубже в лес и приготовился ждать. Видно отсюда было несколько хуже, зато он сам стал практически не заметен со стороны… Первым, кого Крюков заметил, оказался его давешний знакомец, Хорст. Тот самый парень, который случайно помог ему в разборке с приятелями Ибрагима. Хорст прошел мимо клумбы с засохшими цветами к одной из пустых лавочек, легко вскочил на нее и уселся на спинку. Спустя несколько минут к нему присоединился Игнат. Не иначе — добежал до метро и вернулся…

Хорст появлению Игната не обрадовался. Не нравился ему этот долговязый тип. В глаза не смотрит, в нужный момент вечно куда-то исчезает, ведет себя непонятно. Да и рожа больно хитрая. Так и хочется по ней врезать. Один раз, но изо всех сил.

К счастью, долго мучиться в одиночку Хорсту не пришлось. На дорожке парка показались Таньша и Ваньша. Так их звали, коша видели вместе. В остальных случаях Таню называли Татьянкой, по имени атомной бомбы, взорванной полвека назад над Тоцким полигоном, Ваню же за начитанность — Ботаником.

Они подошли и поздоровались.

— Слава России!

— России слава!

Хорста от этих детских приветствий и похожих на пионерские речовки слоганов коробило. Но некоторые вещи он делал автоматически, по привычке. Вот так и сейчас поздоровался. Татьянка уселась на спинку скамейки рядом с Хорстом, Ваня отошел с Игнатом немного в сторону покурить. Заморосил дождик. Татьянка накинула капюшон куртки. Погода не располагала к общению. После долгого молчания Татьянка спросила Хорста:

— Про Витаса новостей нет?

Хорст не ответил, лишь отрицательно покачал головой. Татьянка еще помолчала, потом поинтересовалась:

— А ты Бормана знал?

— Конечно, — ответил Хорст, — мы с ним одновременно в «Шварц‑88» вступили.

— Он погиб неделю назад.

— Как это? — удивился Хорст.

— Поехал в Ярославль. Там у его брата были какие-то напряги с местными байкерами. Борман убил одного из них, а ночью его вытащили из дома, привязали к ногам трос и таскали по городу за мотоциклом, пока не умер. Может быть, и Витаса тоже нет в живых?

Хорсту не хотелось верить в такой вариант. Но возражать он не стал, промолчал…

Крюков следил за сборищем из-за деревьев. К группе подходили все новые люди. Многие, несмотря на дождь и холодный ветер, отсвечивали бритыми головами. Здоровались они странно — пожимали друг другу руки особым образом — за запястья. Словно сектанты какие… Один из них что-то вешал с видом уличного проповедника, размахивая руками, остальные окружили его со всех сторон…

Хорст слушал Ванину лекцию со скептической улыбкой на губах. Ботаник утверждал, что Владимир Святой был евреем, а его мать звали Малкой, что по-еврейски означает «царица».

— Тогда почему он Русь в христианство обратил, а не в иудаизм? — поинтересовался Дмитрий.

Но Ваня Ботаник оказался подкованным на все четыре копыта.

— Да разве православие — христианство? Это же просто перелицованный иудаизм, заквашенный на местном славянском идолопоклонстве. Кстати, мудрый царь Соломон так же поступал — и в Иегову верил, и идолам на всякий случай поклонялся. Так в Библии написано. А крещение Руси по Владимиру — это что-то! Его дядя по матери Добрыня — Добран — огнем и мечом Новгород крестил, силой людей в храм загонял. Это по вашему христианство? Где же тут милосердие и прошение врагов? Нет, Христос тут никаким краем не проходит.

Ванину речь прервало появление новых персон. Группу подошедших молодых людей возглавлял человек с лицом, скрытым под низко надвинутым капюшоном. Несмотря на попытки сохранить инкогнито, его сразу узнали.

— Шварц пришел! Слава России!

Хорст спрыгнул со скамейки и обнялся со Шварцем. Похоже, они были большими друзьями.

Шварц по-хозяйски оглядел собравшихся.

— Все собрались? Построиться… Становись!

У Крюкова бестолковая суета бритоголовых вызывала стойкую неприязнь. Из армии он демобилизовался в звании сержанта и за такое построение гонял бы вверенное ему подразделение до посинения, пока последний раздолбай не научится выполнять команду четко и в установленный срок. Наконец Шварцу удалось кое-как выстроить свое воинство. Большая его часть не только не служила в армии, но даже никогда не маршировала в рядах пионерской дружины. Не те времена. А ведь в строю стоять — не жвачку жевать и не монстров на экране компьютера мочить.

Шварц обратился к строю:

— Сегодня мы проводим экзамен на арийскую твердость. Я сам покажу вам пример. Кто со мной? Добровольцы — шаг вперед!

Из строя, небрежно отодвинув стоявшего в первом ряду бритоголового паренька, вышел Хорст.

— Я с тобой.

За ним шагнула Татьянка.

— И я…