Скиталец

Коровы стояли в загоне, склонив головы и мотая хвостами из стороны в сторону, пока жевали траву. На табурете рядом с одной из них сидел мужчина. Он потянул ее за вымя, выплескивая молоко в ведро.

— Когда я была маленькой девочкой, в Шайенне жил старик, у которого была корова. Ее кожа была натянута на кости, а глаза… Ее глаза всегда были такими печальными, — она хмуро посмотрела на жирных зверей. — Однажды ночью кто-то попытался украсть ее, и они застрелили мужчину, когда он попытался им помешать. На следующий день они уже разделали ее и продали мясо.

Ронин молчал, но она почти чувствовала, как в нем бурлят вопросы.

Куры подошли ближе, кудахча и кивая головами, а овцы и козы заблеяли чуть дальше.

Лара сжала кулаки на коленях.

— Я хочу вернуться, — она хотела кричать, хотела прийти в ярость, но не могла.

Не говоря ни слова, Ронин подчинился. Он перекатил ее обратно тем же путем, каким они пришли, плавно, не причиняя ни малейшего вреда ее ноющему телу.

Нэнси ждала в лазарете вместе с высоким темнокожим мужчиной. Он повернулся лицом к Ларе, когда Ронин вкатил ее внутрь.

— Приятно было для разнообразия выбраться из этой комнаты? — спросила Нэнси. Когда Лара не ответила, Нэнси склонила голову набок, нахмурившись. — Это полковник Джек Родригес. Он начальник службы безопасности, и он много разговаривал с Ронином с тех пор, как вы двое прибыли.

— Вы, должно быть, мисс Брукс, — сказал Родригес. — Теперь, когда вы чувствуете себя лучше, у меня есть к вам несколько вопросов.

Лара выдержала его взгляд. Гнев разгорелся у нее внутри: то, как держался этот человек, его уверенность и властный вид напомнили ей Военачальника.

— Лара? — спросил Ронин у нее за спиной.

— Почему ты не помог нам? — спросила она ровным голосом.

— Ты жива, потому что мы помогли тебе, — ответил Родригес. Его и без того стоическое выражение лица ожесточилось.

— Почему ты, блядь, не помог нам? — она игнорировала боль при каждом вздохе, не в силах подавить свою ярость. — Ты оставил нас им! Оставил нас голодать и умирать!

— Я, черт возьми, не понимаю, о чем вы говорите, мисс Брукс, но…

— Шайенн! Все эти люди. Ты оставил нас копаться в ебаной Пыли, пытаясь найти достаточно мусора, чтобы заработать на несколько кусочков еды у этого ублюдка, когда все это время у тебя были здесь еда, кров и лекарства. Здесь у тебя есть защита!

Она не осознавала, что встала и шагнула к Родригесу, пока руки Ронина не легли ей на плечи и не остановили ее движение вперед.

Родригес не отступил, не разорвал зрительный контакт.

— Ты через многое прошла, и я не могу притворяться, что знаю, каково это.

— И ты ничего не сделал! Моя сестра мертва, сотни людей мертвы, и ты вполне можешь нести за это ответственность. Ты позволяешь этому монстру разгуливать на свободе, в то время как сам живешь здесь в роскоши.

— Мы работаем ради всего, что у нас здесь есть. Каждой. Блядь. Вещи. Каждый раз, когда кто-то ест фрукт, — его взгляд опустился на раздавленный абрикос в ее дрожащем кулаке, — нам приходится беспокоиться о том, сможем ли мы вырастить другой, чтобы заменить его. Каждый раз, когда кому-то требуется медицинская помощь, есть шанс, что мы никогда не сможем заменить лекараства, используемые для ухода за ними. У нас здесь много своих людей, о которых нужно беспокоиться, мисс Брукс. Мы не несем ответственности за остальной проклятый мир.

— Пошел ты! — закричала она, грудь вздымалась. Агония пронзила все ее существо. Перед глазами замелькали черные точки. — Блядь…

— Хватит, черт возьми! — Нэнси бросилась вперед.

Ноги Лары подкосились, но Ронин был рядом, взяв ее на руки. Он отнес ее к кровати и осторожно уложил.

— Тебе нужно выпить это сейчас, — сказала Нэнси. Что-то прохладное коснулось губ Лары.

Здесь резко пахло алкоголем и чем-то еще — сном мертвых.

— Нет. Я не… — Лара замахнулась на нее, но Нэнси оказалась проворнее, убрав чашку, прежде чем она была выбита у нее из рук.

— Запрокинь ей голову назад и заткни нос.

Руки Ронина следовали приказам Нэнси, слишком сильные, чтобы сопротивляться, но почему-то нежные. Лара уставилась на него, не в силах поверить в предательство.

— Это притупит боль и успокоит тебя, прежде чем ты причинишь себе какой-либо серьезный вред, — сказал он странно напряженными словами.

Слезы защипали ей глаза, и она отвела взгляд. В тот момент, когда она открыла рот, чтобы вдохнуть, Нэнси влила вонючую жидкость и накрыла губы Лары, чтобы та не выплюнула ее.

У Лары не было другого выбора, и она сглотнула.

— Она не делает то, чего не хочет, — сказал Родригес. — Я ожидаю, что мне сообщат, когда ей станет достаточно хорошо, чтобы ее можно было допросить, доктор Купер, — его шаги были тяжелыми, когда он уходил.

— Мне жаль, Лара, правда жаль, — сказала Нэнси, поджимая губы, когда они с Ронином убрали руки. — Тебе нужно отдохнуть. Когда ты окрепнешь, можешь ругать Джека сколько угодно, но как твой врач, я не могу позволить тебе навредить себе, — она откинула выбившуюся прядь волос с виска Лары, мельком взглянула на Ронина и ушла.