Скиталец: Страшные сказки

— Раньше — никогда. Но после смерти отца она только и делает, что кричит на меня.

Морен решил, что дал Ирине достаточно времени, и поспешил за ней. К своему удивлению, он нашёл её в покоях родителей. Она расхаживала из угла в угол, и каблучки её громко стучали по дереву, а пальчики рук стискивали друг друга.

Едва Морен вошёл в комнату, она вскинула на него глаза и тут же стыдливо отвела их, спешно заговорив:

— Пожалуйста, простите меня за эту сцену. Вы не должны были увидеть её. Я не знаю, что на меня нашло.

— Всё в порядке. Я понимаю, вам нелегко пришлось.

— Нет, не понимаете! — повысила она голос. Но тут же замялась, испугавшись собственного гнева, и плечи её опустились.

Морен не в первый раз замечал эту перемену. Когда кто-то упоминал графа Агния, Ирина точно преображалась. Вся присущая ей мягкость исчезала, движения становились резче, а нежность голоса сменялась ледяной сталью. Ирина пыталась казаться гордой, надменной и непоколебимой, но то и дело из-под маски проступала нежная и хрупкая девушка, едва они оставались одни. И лишь при упоминании графа эта маска становилась её истинным ликом. Сколь же, наверняка, горько ей было осознавать, что именно в моменты ярости она походила на отца как никогда сильно.

— Откуда вам знать, — заговорила она едва слышно, — каково это — жить в постоянном страхе? Вздрагивать от шагов в коридоре, скрипа дверей, цепенеть при звуках его голоса? Бояться собственного имени, произнесённого им? Бояться и надеяться, что сегодня он пойдёт к матери, а не ко мне.

Морен не считал нужным переубеждать её.

— Вы скрываете за полотнами не зеркала, верно?

— И их тоже.

Ирина вновь заходила по комнате, уже куда медленнее, явно успокаиваясь. Взгляд её блуждал, она смотрела куда угодно, но только не на Морена.

— Ваша мать, — начал он осторожно, — могла поддаться Проклятью, желая защитить вас.

— Нет, — отрезала Ирина, не дослушав. Но затем взгляд её стал мягче, как и голос, когда она произнесла почти что шёпотом: — Я не хочу осквернять её могилу.

— Но наверняка хотите сохранить о ней добрую память. Позвольте убедиться, — Морен настаивал, но делал это так мягко, как умел, — в первую очередь себе, а не мне, что Проклятье не коснулось её.

— А если следов трансформации нет?

— Тогда я осмотрю повреждения тела, чтобы лучше понять, что её убило.

— Хорошо, я поняла вас, — ответила она покорно. Закусив губу, поразмыслила немного и добавила: — Если я откажусь, вы уедете?

— Да. Если следов проклятого нет, то и мне здесь нечего делать. Разве не этого вы хотели?

— Хотела… — протянула она неуверенно. — А если её убил проклятый?

— Тогда я останусь здесь до тех пор, пока он не проявит себя. Всегда есть шанс, что я ошибаюсь, не хочу рисковать.

Морену показалось, что в глазах Ирины отразился страх. Но уже через мгновение она отвернулась от него, продолжив вышагивать по комнате.

— Хорошо. Но у меня будет условие, — произнесла она тоном, не терпящим возражений. — Я хочу присутствовать, так что вам придётся всё делать вечером, ближе к закату. Днём я буду занята. Вам придётся дождаться меня.

Морену ничего не оставалось, кроме как согласиться.

Следующим утром он вновь осмотрел спальню погибших. Разломанную оконную рану, чтобы спасти от холода близлежащие комнаты, занавесили одеялом, но в остальном в ней не изменилось ничего, кроме осевшей пыли. Морен надеялся найти хоть что-нибудь, что мог пропустить в прошлый раз, но тщетно. Точно так же он перепроверил крышу, землю под окнами, территорию усадьбы и все комнаты. Последние осмотрел уже в поисках тёмной крови, чтобы удостовериться, что проклятый действительно обратился в доме, но и здесь остался ни с чем.

— Что-то не так, — снова и снова бормотал он себе под нос, наблюдая издали за работой прислуги. Но дом графа продолжил жить своей жизнью после «кончины» хозяина, как ни в чём не бывало.

Так Морен убивал время до вечера. Он хотел ещё раз расспросить служанку Ирины, но так и не поймал её: едва завидев его издали, девушка убегала, точно боялась, что графиня заругает за разговоры с ним. Ирина же покинула усадьбу ранним утром и вернулась только под вечер, сразу же постучавшись в комнату Морена.

— Я освободилась, — сообщила она, не переступая порога выделенной ему спальни. — Можем идти.

Со смерти графа и его супруги ещё не прошло три дня — срок этот истекал после полуночи, ближе к рассвету, — но пока они спускались по лестнице, Морен наблюдал, как служанки убирают с картин и зеркал чёрные полотна, приводя комнаты в порядок. Когда же под стянутой тканью обнаруживался портрет, его снимали со стены и уносили куда-то.

— Я приказала навести порядок в спальне моих родителей, — обратилась к нему Ирина, заметив, куда именно направлен его взгляд. — Мне доложили, что сегодня вы вновь осматривали её, и я решила, что больше нет смысла хранить следы былого.

— Вы правы.