Скитальцы Гора

— Верно, — кивнул я. — Ты продал ее?

— Нет, — сообщил он мне наконец.

— То есть, она все еще у тебя? — осведомился я.

— Конечно, — ответил торговец.

Признаться, я был чрезвычайно обрадован этой новостью. Если честно, то это была одна из причин, по которой я прибыл в окрестности Брундизиума.

— И где же она? — поинтересовался я.

— В фургоне, — указал он.

— Почему? — несколько удивился я.

— А так безопаснее, — развел он руками. — Слишком многим мужичинам она приглянулась. Опасаюсь, что ее просто могут украсть.

— То есть Ты хочешь сказать, что не использовал ее, как Амину и Ремис в качестве сдаваемой в аренду рабыни, — сделал вывод я.

— Нет, — признал Эфиальт.

— Но Ты же поставил ей клеймо и надел ошейник? — спросил я.

— Нет, — ответил он.

— Почему? — удивился я.

— Она не была задолжавшей шлюхой, — пожал он плечами.

Задолжавших женщин, неспособных платить по своим счетам, на Горе обычно порабощают, а доходы от их продаж, должны пойти их кредиторам, чтобы погасить хотя бы часть задолженности.

— Но она — пленница, — напомнил я.

— Верно, — кивнул маркитант.

— Разве у нее нет потребностей, и она не готова для неволи? — уточнил я.

— Вполне, — заверил меня Эфиальт.

Для того чтобы узнать это о Фебе мне даже не требовалось проводить много времени в ее обществе, хватило одного взгляда на нее, когда она встала передо мной на колени во дворе «Кривого тарна».

— Разве это не жестоко отказывать женщина когда ее мучают потребности и она готова для неволи? — поинтересовался я.

— Полагаю что да, — признал мой друг.

— Почему же тогда, Ты не распространил на нее милосердие ошейника и плети? — спросил я.

— Я не ожидал, что Ты задержишься столь надолго, — объяснил он, — а потому полагал, что Ты сам мог бы уделить внимание к таким деталям, если и как бы тебе этого захотелось.

— Понятно, — кивнул я.

— В конце концов, — развел руками торговец, — она — свободная женщина и твоя пленница, а не моя.

— Верно, — вынужден был признать его правоту я.

— Так что, я решил, что будет лучше отложить этот вопрос до твоего возвращения, — добавил Эфиальт.

— Теперь я все понял, — заверил его я.

— Вот только, прежде чем передать ее под мою ответственность, — усмехнулся он, — похоже, Ты раздул рабский огонь в ее животе.

— Возможно, — не стал отрицать я.

— Она часто мучилась, — сообщил мне маркитант.

— И не была удовлетворена? — уточнил я.

— Нет, — развел он руками. — Зачастую мне приходилось заковать ее руки в наручники за спиной и крепить их веревкой на талии.

— И Ты не поработил ее даже после этого? — удивился я.

— Нет, — ответил Эфиальт.

— Ну ладно, — махнул я рукой, — по крайней мере, это не то же самое, как если бы она была рабыней, и познала беспомощность возбуждения полной рабыни.

— Правильно, — кивнул маркитант.

— Это придет к ней позже, — заметил я.

— Конечно, — признал Эфиальт.

Честно говоря, меня позабавило то, что красотка Феба оказалась во власти таких потребностей.

— Конечно, возможно, я был не прав, — расстроился маркитант, — и мне следовало бы проследить, чтобы ее шея заняла свое место в пределах некого подходящего окружения, и чтобы ее бедро было подвергнуто поцелую некого подходящего для данного случая железа.

— Да ладно, все в порядке, — успокоил я его. — Думаю, у меня не займет много времени на то, чтобы проявить внимание к этому вопросу.

— Я полагаю, что Ты имеешь своего рода некие планы для нее, — заметил Эфиальт.

— Да, — признал я, поскольку, действительно, имел превосходный план для горячей красотки Фебы.

Маркитант выразительно посмотрел в сторону Амины и Ремис.

— Конечно, — кивнул я, без слов поняв его намек.

Не стоило обсуждать перед ними планы в отношении Фебы, поскольку она тоже была женщиной. Пусть они все помучаются в ожидании, прежде чем узнать то, что должно быть сделано с ними. Впрочем, поскольку они обе уже были рабынями, а она все еще номинально оставалась свободной женщиной, то сомнительно, что они решатся заговорить с ней.

— Ты не голоден? — осведомился Эфиальт.

— Признаться, есть немного, — не стал отказываться от возможного угощения.

— Тогда прошу разделить со мной котелок, — предложил он.

— Был бы рад, — ответил я.

Прежде чем зайти за угол фургона, я окинул взглядом Амину и Ремис, которые тут же испуганно отвели глаза. Они понимали, что сейчас, по другую сторону фургона, мужчины за ужином будут решать их судьбу.

— Ну и где же Феба? — полюбопытствовал я, поскольку войдя в фургон, я сколько не осматривался, но так ее и не увидел.

— Так вот же она, — указал Эфиальт.

— Ну да, конечно, — наконец сообразил я, увидев лежавший на настиле фургона тяжелый кожаный рабский мешок, с наглухо завязанной горловиной.