Скитальцы Гора

Через кожу в мешок входили две цепи, одна сверху, другая в основании. Когда девушка подготавливается к упаковке в мешок, нижняя цепь, приковываемая к рабскому кольцу, запирается на ее левой лодыжке. Как только она входит в мешок, слабина этой цепи выбирается наружу похитителем или рабовладельцем. Если руки женщины, скажем, не связаны сзади, то ей обычно приказывают прижать их к бедрам, тогда они, во-первых, не мешают ее упаковывать, а во-вторых, остаются внизу и по бокам, когда она оказывается в мешке окончательно. Когда упаковка почти завершена, и снаружи остается только голова, настает очередь ошейника на цепи, который запирают на шее обитательницы мешка. Окончательно считать невольницу упакованной можно, когда горловина мешка будет завязана, обычно приблизительно на фут выше ее головы. Цепи крепятся к настилу фургона, или, если он не на ходу, то к колесам, или другим объектам, например, столбам, кольям или деревьям. Однако обычно рабский мешок имеет более простую конструкцию, немногим более чем крепкий холстяной или кожаный мешок, который может быть завязан шнуром, застегнут пряжками или закован цепью.

— Смотрю, Ты держишь ее под необычными мерами безопасности, — заметил я Эфиальту.

— Необходимость, — развел он руками. — Она стала такой красавицей, что здесь косяками слоняются мужчины, выспрашивая о ней и делая предложения цены за нее. Честно говоря, я уже давно опасаюсь, что однажды ночью ее просто украдут.

— Замечательно, — сказал я.

Я проследовал за Эфиальтом наружу, и сел, скрестив ноги у его маленького костра.

— Есть какие-нибудь новости из под Торкадино? — поинтересовался я.

— Понятия не имею, — пожал плечами маркитант.

Девушка в желтой тунике спокойно, умело и почтительно прислуживала нам с Эфиальтом. Это была та самая Лиадна, рабыня, с которой я познакомился под фургоном у «Кривого Тарна» несколько месяцев назад, и распорядился приобрести ее. Теперь она стала старшей девкой над остальными, и даже над Фебой, юридически свободной женщиной.

— Странно, — задумчиво проговорил я. — Мне казалось, что к этому времени должны были появиться какие-нибудь новости из Торкадино.

— А какие оттуда могут быть новости, — отмахнулся Эфиальт. — Дитрих из Тарнбурга в ловушке, в которую сам залез. Теперь взятие Торкадино — вопрос времени. Говорят в городе голод.

Как раз насчет голода среди людей Дитриха я сильно сомневался. Он удерживал Торкадино с приблизительно пятью тысячами мужчин, многие из которых в прошлом были крестьянами, для которых вырастить в городских садах для себя пропитание не составляло труда. Так что обеспечить себя пропитанием они вполне могли, даже если не учитывать попавших в их руки городских запасов и складов целой армии. Кроме того, большая часть гражданского населения, было любезно выставлена из города вскоре после его захвата. Исключение было сделано, только для порабощенных женщин, которые вызвали интерес у захватчиков. Подозреваю, что одной из основных обязанностей этих женщин, многие из которых были из высших каст, теперь стала работа в садах и огородах под присмотром наемников Дитриха.

— У него нет никакого шанса на то, чтобы покинуть город, — заключил Эфиальт.

— Возможно, Ты прав, — не стал спорить с ним я.

— По крайней мере, для большинства его мужчин, — тут же исправился он. — Возможно, он сам и некоторые его офицеры, могли бы сбежать ночью на тарнах.

— Возможно, — пожал я плечами.

Честно говоря, я считал, что достаточно хорошо знаю Дитриха, чтобы поверить в то, что он мог бы хотя бы подумать о том, чтобы бросить своих людей.

— Ты пришел в Брундизиум один? — полюбопытствовал Эфиальт.

— Нет, — ответил я, — со мной еще двое, но они не здесь. Остались в моем лагере.

— Я был бы рад принять их здесь, — сказал маркитант. — Под фургоном получилась отличная комната.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Я благодарен тебе за это.

Признаться это было последнее, чего я мог бы хотеть. Еще куда ни шло Ину, но привести Марка в косианский лагерь, к фургону Эфиальта, который конечно, тоже косианец, было бы верхом глупости. Тем более, что от того, места где мы сидели, можно было бы добросить камнем до палаток воинского лагеря. Акцент Марка, не говоря уже о его поведении, здесь, наверняка бы вызвал подозрение и вопросы. Так что их обоих я оставил около рабского лагеря. Они там были не одиноки, вся местность там кишела переселенцами, коробейниками, охранниками лагеря и многими другими. Кого там только не было и каких только акцентов я не услышал, так что я не думал, что молодой человек и белокурая женщина могут привлечь к себе неуместное внимание, разве что Ина могла бы вызвать интерес в качестве возможной шлюхи на цепи.

— Все счета я вел предельно аккуратно, — сообщил Эфиальт.

— Но я надеюсь, Ты вычел свою комиссию, расходы на питание и прочие мелочи? — уточнил я.

— Я сделаю это, — пообещал торговец.

С противоположного борта фургона послышался звон монеты, брошенной в одну из медных чашек. Эфиальт немного наклонился, и сквозь костер заглянул в зазор под фургоном.

— Кто-то заинтересовался прелестями Амины, — сообщил он.