Скитания

Сварт помотал головой и тихо зарычал, понимая бесполезность своих дальнейших действий. Сон отбило напрочь, злиться уже просто не было сил. Мысли занимало совсем иное, поэтому он задумался о фактах преступления: «Задушен проволокой. Например, струной от рояля… В салуне недалеко от ратуши недавно запало несколько клавиш, наличие струн не проверяли, надо проверить. Следы… Один глубже и всегда впереди. Западает на одну ногу… Мэр города хромой и достаточно грузный. Мотив? Стоп! Если это мэр, зачем ему идти в салун за струнами? У него в рояле пропали свои… Длина! Я должен найти эти струны! Длина! Итак, следы. Он грузный и хромой, но хромые так не ходят. Кто-то подделывает его походку, кто-то дает ложные улики! Струны. В доме мэра тоже запали клавиши, это рассказал настройщик. Руки мэра! На них нет следов от струн. Надо бы рассмотреть подробнее. Есть вариант с перчатками. Но вряд ли. Кто-то пытается подставить его, занять место, стать героем. И оставляет очевидные улики, указывающие на мэра. Еще раз вспоминаем следы… Кто-то копирует его походку, учится ходить, как хромой. Но как душит на самом деле хромой и полноватый мужчина?»

Мысли сменяли одна другую нестройным хором, наслаивались, как застывающая вулканическая порода. Факты перемежались с мутными видениями из недр усталого мозга. В полусне Сварт снова бродил по трущобам вонючих городков Круны, слышал брань местного отребья, мелких торговцев, матросов с пароходов джиннов. Воспоминания смешивались с впечатлениями прошедшего дня. Усталость сдавливала голову тисками, но не давала провалиться в забытье. И он все продолжал рассуждать: «Душил он, набросив проволоку на шею жертвы, значит, стоял за спиной. Слишком небольшое расстояние для нашего обширного мэра. Это на самом деле сухонький невысокий человек, способный приблизиться вплотную. Дотягивался он далеко не до всех прямо сразу. Человек, который надевает ботинки не по размеру, чтобы походить на мэра, ведь ему нужны наводящие улики. Но глубина следа на носках заметно меньше, как будто он на них едва-едва наступал. Он придумал и мотив, подходящий мэру: сыновья торговцев, с которыми возникали конфликты. Кто мог знать, у кого с мэром возникают конфликты? Только некто из окружения, приближенный. Мотив приближенного — стать мэром, может, месть. Вопрос со струнами. Возможно, просто совпадение? Пока не найдено орудие преступления, мы не можем обвинить. У кого могут быть струны? Настройщик… Он очень охотно сказал, что запало несколько клавиш. Зачем ему говорить это мне? На его руках всегда отметины от струн, так что и перчатки не нужны. Но он не хромает».

Внезапно сон Мани вдруг сменился, она вцепилась в сизую простыню и пронзительно закричала, все не пробуждаясь:

— Нет! Нет! Не трогайте меня! Не трогайте! Нет! За что?! За что?! Я не виновата! Не виновата!

— Всем нам снятся кошмары, — послышался шепот Сумеречного, который вынырнул из своего кокона.

Скерсмол снова свалился со стульев.

— Кажется, она много натерпелась… — заметил он, потирая шишки.

— Одеяло верни, тварь! — пробормотал вновь захваченный духом мещанства Сварт, обращаясь к Сумеречному Эльфу.

— Только ради Мани, — гадкий спутник укрыл ее одеялом, погладив по голове.

Девчонка успокоилась. А Сумеречный куда-то пошел, подхватив скудные пожитки. Сварт настороженно спросил:

— Куда пошел? Без ведома капитана! Да еще часа в два ночи.

Сумеречный Эльф вольготно размял плечи, обернулся и небрежно объяснил:

— К одной симпатичной вдове неподалеку… Думаю, она меня еще ждет!

— Так вот как ты город исследовал! — прошипел Сварт, в целом, ничего другого и не ожидая от бесполезных существ.

— Завидуешь?

— Пошел отсюда! — снова прошипел Сварт, добавляя с особым вкусом: — Идиот…

Он ни к вдовам, ни к продажным женщинам не наведывался уже давно. И не слишком-то стремился.

Показная распущенность Сумеречного Эльфа только будила новую злобу: Сварт не был уверен, что у надоедливой твари вообще осталось материальное тело, а не призрачная иллюзия. Следы когтей еще ощущались на шее, но и воспоминания о странных «исцелениях» твари не меркли. Сварт медленно обдумывал все, что произошло с ним за последнее время, погружаясь в оцепенение. Его уже не волновало, сколько раз Скерсмол упал со стульев, а Мани заехала пяткой по подбородку.

Под утро пришел он — голос! И образ красных глаз, отпечатавшихся мутными разводами на закопченных досках потолка. «Мы сделали тебя таким, мы позволили тебе жить. Стань нашим ключом. Ты чудовище, ты такой же, как мы, питаешься чужими страданиями. Так пусть страдают другие, не ты. Пусть страдают все, пусть страдают…» — тихо нашептывал голос. И снова чьи-то когти скрежетали по незримой бумаге, натягивая струны нервов, поддевая их и выкручивая. Сварт безотчетно хотел кричать от этого голоса, который все нарастал гулом в ушах. Холод прошивал руки и ноги, и чудилось, будто что-то разрывается внутри, раскрывается грудная клетка, как створки ворот. И из нее, из самой души, плещет первозданная тьма.