Скитания

— А вот, между прочим, видишь этого пожилого, худого, высокого джентльмена в углу?

— Вижу.

— А ты знаешь, он откуда?

— Из ЦРУ, что ли?

— Из ЦРУ… — пренебрежительно усмехнулся Виктор. — Бери выше. В общем, приглядывайся, старик. Тут зевать нельзя. Я только для виду заливаюсь виски. А так — хватай и рви, пока жив.

Лену между тем отозвала в сторону хозяйка, показывая переведённые ею с русского книги.

— Вы знаете, ваш муж — настоящий писатель. Поздравляю, — тихонько, как бы между прочим, сказала она ей. — Я читала его рукопись. Здесь все ваши эмигранты хотят публиковаться, но писателей среди них я пока не обнаружила. Кроме Саши Соколова. Но Андрею будет трудно.

— Почему? — испугалась Лена.

— Потом поймёте.

Лена отошла от неё с каким-то болезненным, тяжёлым предчувствием, которое она потом заставила рассеяться. Споры, разговоры, совсем неожиданные для Андрея и Лены, разгорались то в одной, то в другой группе. На некоторые из них они довольно нервно реагировали. Почти все американцы свободно говорили по-русски. Но Лена всё-таки успела шепнуть Андрею о мнении великой переводчицы…

Под конец вечера, когда гости стали уже потихоньку расходиться, к Андрею вдруг подошёл тот самый высокий молчаливый джентльмен, на которого указал ему Виктор. Мгновенно Андрей обратил внимание на его лицо: оно явно было не американским, почти определённо европейским — не было на нём этой особой печати примитивизма и пассивности. Андрей знал европейские лица по Вене. Незнакомец своеобразно говорил по-русски.

— Мы так и не познакомились на приёме, — сказал он. В его речи даже сквозили русские интонации. — Меня зовут Рудольф Бак. А вы Андрей Кругов?

— Да, — произнёс несколько ошеломлённо Андрей.

— Знаете, я хотел бы с вами поговорить. Разрешите пригласить вас завтра в ресторан. Приходите один, без супруги. Будет мужской разговор.

И он назвал Андрею адрес.

9

— Я боюсь, что он предложит тебе что-нибудь политическое, — взволнованно говорила Лена. — Надо придумать какую-нибудь лояльную отговорку. Если откажешься по-глупому, то ещё попадёшь в какой-нибудь чёрный или получёрный список. Я слыхала, есть такие. Останемся без работы, а главное, твоим книгам не дадут ходу. Для чего мы тогда уезжали?

— Ты думаешь, может дойти до этого?

— До всего может дойти.

Она металась по их одинокой комнате на пятнадцатом этаже гостиницы.

Целых два часа они ломали голову, анализируя те или иные варианты. Отбрасывали одно, принимали другое, но в одном соглашались: нельзя давать себя использовать.

— Приезжай обратно скорее, — напутствовала его Лена, поцеловав.

Ресторан не бросался в глаза, но внутри был изыскан.

— Андрюша, Андрюша, сюда, сюда! — Рудольф махал ему рукой из глубины зала.

Андрея вновь поразило, насколько свободно этот человек говорит по-русски. Впрочем, уже потом он узнал, что Рудольф так же свободно владеет ещё пятью-шестью языками.

Столик был на двоих, немного в стороне, и, когда Андрей подошёл, лицо Рудольфа опять врезалось в его сознание; слишком необычное — уже седые волосы, но полные ума и жизни глаза. Впрочем, в глазах, в их заглубине, мелькало иногда что-то зловещее, но не в смысле угрозы, а само по себе.

— А я ведь, как вы, мой друг, уже, конечно, догадываетесь, много раз бывал в Москве, — начал Рудольф. — И, кстати, читал ваши произведения в самиздате. Не в моем духе, но хорошо. На мой взгляд, им недостаёт жестокости. Не забывайте, мы в XX веке. Но, самое главное, есть талант, большой талант, это бесспорно. Есть некоторое сокровище, которым вы владеете и которое по-разному можно употребить. Не правда ли?

«Ну, начинается», — подумал Андрей.

Он был так напряжён, что совсем не замечал изысканной еды, расставленной перед ним. Рудольф заметил это. Он сделал лёгкое движение рукой.

— Бросьте. Расслабьтесь. Я отлично знаю, о чём вы сейчас думаете, — он смотрел прямо в лицо Андрею. — Но вы ошибаетесь, мой дорогой друг. Наш разговор будет совсем на другую тему, а главное, другого направления. На очень приятную для вас тему. Разговор будет о России.

— О России?

— Да, а что? Уж не станете ли вы уверять меня, что вы не любите эту страну?

— Но…

— Только без «но». По одной вашей реакции на некоторые замечания на нашем вчерашнем вечере только идиот мог не понять, как вы относитесь к России. Хотя речь шла всего лишь о её прошлом, об Иване Грозном. Да, по некоторым вашим репликам и вашей жены видно: жива, жива ещё матушка-Русь… Вы ещё пытались не выдать себя. — Рудольф расхохотался и выпил вина. — Ладно, будем говорить предельно дружелюбно и предельно откровенно. Понятно, почему вы уехали и что вы любите. А теперь с моей стороны: частично, по совместительству, я представляю институт, который изучает Россию, не только Советский Союз и не только РСФСР, но и прошлую Россию, Россию в целом и даже Россию в будущем. Но этот разговор я хочу с вами вести — поверьте мне сначала, а потом всё поймёте сами — как частное лицо. Я на свой риск хочу поставить один психологический эксперимент. Согласны?